Лошади разбойников взвились на дыбы и остановились, словно перед ними появилась невидимая стена. Ехавший последним некрасивым кулем съехал наземь.

Фарлей Горманстон, до которого еще не добрались отмершие крестьяне, приподнялся – теперь видно было, что у него на руке боевой огненный артефакт. Наверняка он успел бы натворить что-то еще, но деревня в этот Самайн притягивала гостей как ярмарочная площадь. Еще четыре всадника появились из темноты, и первый из них вскинул руку, на которой вспыхнули зеленые узоры, и словно вобрал в себя атаку Фарлея. Его обогнала девушка в накидке с гербом Горманстонов и понеслась к брату с таким явным намерением, что тот тонко заскулил и принялся отползать.

Когда Эпону оттащили от Фарлея, разбойников заперли в амбаре, пожар потушили, погорельцев разобрали по другим домам, старосту напоили сердечными каплями от профессора Аль-Хорезми, а полуобморочную после такого выплеска магии Мавис просто вином, она коротко рассказала:

– Ректор нас отправил помочь этим вот. Наемникам его. Наемники должны были здесь попугать и увезти тебя и тебя, – она смотрела на Эдварда и Эпону. – Дальше не знаю. Ну я и решила – конечно, помогу. Только не с той стороны. Все равно все шло не так, вы же не вместе были. Его слуга все ждал, когда сойдетесь. Не давал сигнал. Вот.

– У меня к нему вопросы. Поеду задам, – вскинула голову Эпона.

– И у меня, – решительно добавил Эдвард.

– Аодан останется точно, – распоряжался Брендон. – И Кхира с ним. И Мавис. Мавис сейчас заснет, ее надо поить горячим и смотреть за состоянием. Аодана лечить. Это не обсуждается.

Гьетал объяснял старосте и его семье, что разбойники – никакие не ши.

– Вот я – ши. Видите мою броню? Эти узоры, да, вы верно поняли. А на них просто краска. Умойте – и увидите.

В доме только что переживших опасность было уютно и хорошо.

Но времени остаться, согреться, принять угощение благодарных крестьян не было. Самайн входил в полную силу.

* * *

Лошади шли осторожно, фыркая, прядая ушами. Мрачные сумерки поздней осени сменились темнотой безлунной ночи. На плечи, волосы, лошадиные носы, дорожную грязь падал первый снег Самайна. Белые крупинки таяли, обжигая кожу холодом. Неласковый снег. Куда ему до йольского, мягкого и кружащегося, навевающего мысли о празднике, горячем вине и подарках?

Где-то там, за поворотами дороги все ближе ждал ферн. И Горт, который не собирался отступать. Как не собирались и они. Каждый из всадников, даже говорливый обычно Эдвард, молча думал о своем, и мысли эти были невеселыми. Ректор, даже пойдя против закона, оставался сильнейшим магом, воином Дин Ши, и одолеть его магистр ритуалистики, двое ши без кристаллов и пара студентов могли бы лишь чудом. А Самайн – совсем не время чудес.

Но они все были друг у друга. Те, с кем связала дружба, любовь, память и отчаянное желание все исправить. А значит, была и надежда.

Заплутать в холмах у путников не было возможности. Издали, после очередного поворота они увидели зеленое свечение, и на фоне его зловещими черными лапами казались ветви ольхи, заслонявшие вход в пещеру. Даже не вход – трещину в скале, заросшую со всех сторон низким колючим кустарником, где сплетение корней и пожухлых трав создавало видимость то ли стены, то ли занавеса и сейчас пропускало мертвенный свет другого мира. Если не самого Междумирья, окружавшего ферн по обе стороны и хранившего мороки, кошмары и побежденное зло. С Самайна и до Йоля Междумирье обретало особую силу, тянулось к сердцу, схватывая его ледяной коркой и даря дурные предчувствия.

Звери чувствуют Междумирье. Лошади не смогли подойти ближе чем на сто шагов, всхрапывали, вставали на дыбы, испуганно отворачиваясь. Потом вовсе встали, не желая двигаться дальше. Лошади ши прошли бы здесь, но не эти. Пришлось их оставить. Эшлин погладила свою по носу, думая, вернется ли за ней. Жесткая осенняя трава колола и царапала ноги, цепляла юбку, словно предупреждая: не ходи, не ходи.

Прятаться не было смысла. За ними наблюдали еще издалека.

Зеленый свет стал ярче. Теперь видно было, что в пещере совсем близко от входа стоит чаша, свет играет на ее медных боках, а в чаше – серп. Перед входом молча стояли трое – два ши и человек.

Горт.

Мэдью.

Стэнли Рэндалл.

Сквозь пещеру виднелся вход в Междумирье, смутный, туманный. Зеленые сплетающиеся узоры светились на каменных стенах, сплошь увитых плющом, неожиданно для поздней осени зеленым. Казалось, они торжествовали. И неудивительно. Ведь на гибких побегах плюща над входом в ферн висели три Кристалла. Два – с ежевичными ветвями. Один – со стеблями тростника. Горт улыбался, но зеленые отсветы на красивом лице ши превращали его лицо в искаженное и почти уродливое.