Эремон видел, как шевелятся губы ученика, произносящего неслышно начальную формулу: «Прости меня, ушедший, я тревожу твой покой не ради праздного любопытства, не ради преступного воровства, не ради пустой похвальбы, но ради справедливого рассуждения». Хорошие слова, чтобы настроиться.

Руки Ласара легли на тело, чуть повернули его. За брезгливость учеников выгоняли как неспособных вести расследования. Ласар не был брезглив.

– Пятна смерти еще исчезают при надавливании пальцами… через сорок дыханий возвращаются… значит, профессор Дойл мертв более двух часов, но менее четырнадцати, ближе к четырнадцати. Но при этом они крупны и ярки, значит, смерть его была весьма быстрой, почти мгновенной. Так… древесный глаз… губы сухи… окоченение согнуло руки и ноги… я позволил бы сказать, что во времени смерти нам ни словом не солгали.

Эремон кивнул одобрительно.

– Лицо хранит выражение больше гнева, нежели страха. Он с кем-то ссорился или узнал нечто неприемлемое. Следов драки же нет. Множество порезов недлинных, притом глубоких… они кровоточили обильно и недолго… нанесены едва ли не одновременно со смертью, точнее, чуть до нее. В некоторых из них осколки зеркала… часть ран не кровоточила – они были нанесены мертвому… зеркало как бы сползало из рамы на упавшего. На груди чуть правее сердца багрово-черное пятно ожога, крупное, шириной более моей ладони, вокруг него ломаные алые линии. На спине… да, еще одно багровое пятно, еще шире, и это не пятно смерти. Должен ли я взять ланцет и провести более глубокий осмотр, раскрыв тело?

Эремон покачал головой:

– Просто скажи свой вывод, и я перепроверю его.

– Финнавар Дойл убит молнией, прошедшей тело не сверху вниз, как было в деле молочницы Катрионы, а спереди назад.

– Но Катриону убила бушевавшая в тот день гроза. Не оговори соседи ее невестку – нас с тобой там и не случилось бы. А вот профессора Дойла убило нечто другое. Кстати, ты совершенно прав. Осмотр был прямо-таки хорош.

Ласар просиял.

– Поэтому дальше поупражняешься в допросном деле. Нет смысла учиться тому, в чем и без того хорош. А допросы понадобятся. Нам здесь будут лгать, Ласар. И лгать умело.

Торжественное выступление ректора на собрании магистра Эремона неприятно удивило. Когда взволнованные жители деревни падают в ноги и клянутся, что сами видели, как на Билли-пьяницу сбросил кирпич гремлин, это можно понять, тем более если свидетели пили вместе с покойным. Но если почтенный человек, глава Университета, сваливает вину на легендарных тварей, дело начинает пахнуть, как забытый на солнцепеке кусок мяса. Для инквизитора это означало – помощи от ректора не жди, а сопротивляться расследованию в этих стенах будет каждый камень. Впрочем, камни легко раскалывать, в отличие от людей. У них нет уверенности в собственной правоте, только прочность, подаренная природой. А уверенность может самого слабого человека сделать сильным. Как магическая энергия, которая наполняет предмет, превращая его из безделушки в артефакт.

– А если и вправду ши? – в голосе Ласара был не ужас, а восторженный интерес.

– Я не верю в ши. И тебе не советую. Увижу своими глазами – что ж, я готов изменить свое мнение, раз уж появились новые знания. Но знания, а не сказки.

– Но разве вы не слышали, как ши воруют детей и красивых девиц, жестоко убивают на Самайн тех, кто попался на пути Дикой Охоты?

– Слышал, поверь, во всех подробностях. И нигде не видел доказательств. Дети любопытны, проворны и беззащитны. Они теряются, падают в заброшенные колодцы, тонут в реках, становятся жертвами похитителей и перекупщиков – а виноваты, разумеется, ши. Красивые девушки находят себе знатных покровителей и забывают о женихах из крестьян или горожан. Или попадают в руки тех же перекупщиков, оказываясь в веселых домах и на кораблях, идущих на Восток, где ценятся светлые волосы и белая кожа. А виноваты снова ши. Разбойники малюют себе узоры на лицах, чтобы быть страшнее, а узнать их стало труднее, и держат в страхе простых людей. По этим ши плачет королевское правосудие, каторга и веревка, Ласар. Самое простое объяснение всегда самое верное.

– Значит?

– Значит, поговорим с Мавис Десмонд, ученицей покойного Дойла. Может, она знает, за что могли убить ее учителя. Или убила его сама. Ты видел ее? В ней пополам страха и ярости.

Даже беглый взгляд на Мавис, тихую, серую и весьма мрачную девицу, действительно наводил на тревожные мысли. Эремон решил, что за этой точно стоит понаблюдать со стороны. Не отвлекаясь на слова. Поэтому решил использовать ретивого ученика как таран. Даже если Ласар не сломает ворота этой крепости, уже в том, как они затрещат, окажутся ответы на несколько очень важных вопросов.

Устроившись на скамье у ручья, магистр достал пирожок с капустой, припрятанный с завтрака на такой трудный случай, откусил поджаристый кусочек и начал издалека. Угощать ученика было, как всегда, бесполезно.