– Рад? Мне или Монгвин? О чем вы, люди, так разговариваете в танце? О любви? – Ши смотрела перед собой, крепко вцепившись руками в жесткую кору бревна. – Я давно не видела твоего лица таким…

Она не подобрала слово, сжав губы в прямую линию. Брендон посмотрел на нее несколько растерянно:

– Мы не разговаривали. Почти. Я не обязан отвечать тебе, но если хочешь – о ее доме.

– Кхм. Но вы улыбались друг другу! – Эшлин произнесла это так, словно разоблачала нечто крайне непристойное.

Брендон опустил голову, будто раздавленный тяжестью этого обвинения, упорно смотря в землю. Но через пару мгновений она вдруг поняла, что он неудержимо улыбается и пытается скрыть от нее эту улыбку.

– Магия танца все еще кружит твою голову или образ баронессы Сэвидж оказался настолько ярким, что врос в твою память, как корни в торф, до мельчайших подробностей? Я ее опекун, Эшлин. У нее непростая история. А остальное – не моя и не твоя тайна.

Магистр решительно встал и молча потянул Эшлин за собой. Все вокруг завороженно слушали певца, и только ближайшие соседи с неудовольствием поглядывали на неугомонную пару. Нашли время уходить!

Они вышли из ярко освещенного огнями круга, и их окутала теплая сумеречная мгла. Вокруг, едва они ступили прочь с площади, проглядывали силуэты домов с выпяченными балконами, с которых свисали тряпки и виноградные плети. Эшлин крепко сжимала руку Брендона, будто боялась, что он в этой тьме растворится.

– Куда ты меня ведешь?

– Туда, где мы можем спокойно поговорить.

– Поговорить – это всегда интересно. И даже не о Монгвин Сэвидж!

По голосу было слышно, что она снова поджала губы и надулась.

– А о чем ты хочешь поговорить? – голос магистра был теплым, как вечерняя тьма.

– О людях. Почему с вами всегда так сложно? Почему вы уверены, что все понимаете, хотя на самом-то деле не понимаете ничего?

Его рука спокойно и надежно охватывала ее пальцы. Они не спеша шли в сторону Университета по хорошо утоптанной, но практически невидимой дороге, спускавшейся по холму к реке. Здесь не было домиков, а днем обычно располагались лотки уличных торговцев.

– О, так люди делают далеко не всегда! А ши все понимают? – в его голосе звучал откровенный смех.

Эшлин шумно фыркнула:

– Все. Кроме людей. Вот зачем вам наука о том, как превращать все в золото? Оно же непрочное. Ножа из него не сделаешь.

– Люди считают золото самым ценным металлом. Превращение свинца в золото – путь к несметному богатству и власти, так скажет тебе любой профан. И так думают все наши ученики, когда только начинают изучать алхимию.

– Власть – это сила, уважение, мудрость. При чем здесь золото?

– В мире ши – возможно, все так. А в человеческом мире золотом легко подменить собственную мудрость, если можешь купить сотню мудрецов или тысячу могучих воинов. Потому и соблазнительна мысль получить это золото буквально из воздуха. Но только в первый год обучения наши ученики увлеченно пытаются превратить все подряд в драгоценные крупицы, стараются, мучаются, отчаиваются и вновь обретают надежду стать величайшим и богатейшим магом. А заодно ненароком тщательно изучают свойства всевозможных веществ, их сочетания, реакции друг на друга и превращения. И только много позже они узнают, что эта легенда о превращении свинца и прочих низменных веществ в прекрасное и совершенное золото рассказывает вовсе не о богатстве, по крайней мере, материальном. В ней на самом деле идет речь о превращении человеческой души, о переплавке гнева, жадности, зависти, похоти, гордыни – всех этих низменных пороков – в нечто совершенное и безупречное. Чистый разум, чистую волю и чистую силу, без примесей, без каверн. Получается сияющий слиток души, который некоторые зовут Философским камнем. Именно такая душа должна быть у по-настоящему великого мага – свободная от страстей и вожделений человеческого мира. Ведь золото – самый совершенный металл, который практически не вступает ни в какие реакции с другими веществами.

Эшлин невольно заслушалась и пыталась сейчас представить себе такого человека.

– А у тебя есть этот камень внутри? Ты же великий маг и почти самый главный здесь.

– Нет. Я вовсе не великий маг. Я всего лишь стою у дверей знания.

– И смотришь, кого в них впускать? – Она уже почти позабыла о красоте Монгвин Сэвидж и теплых улыбках в танце. Ее редко захватывали надолго сильные чувства, кроме одного. – Знаешь, говорят, у нас был старейшина рода Дуба, чья мудрость оказалась столь велика, что он каждый вопрос, обращенный к нему, считал глупым. И он так устал от глупых вопросов, что ушел далеко-далеко в лес, чтобы говорить с соснами о том, что действительно важно. А я вот думаю – зачем оно соснам?