– Ты слышала о том, что Уна погибла, а Кристалл ее был разбит. Только глухой не услышал бы за этими словами, что виновен в этом я, – ведь меня она обвинила перед советом. Но правда страшнее. Уна любила меня, но должна была стать женой Гьетала, и я не стал делить с ней ночь. Уна обвинила меня в том, что делал Гьетал, и ее душа не выдержала ужаса и мук совести. Она вызвала Гьетала на поединок, и он сам убил ее. Я видел это, но ничего не успел сделать. Гьетал даже мне пытался сказать, будто не хотел, не знал, что за безумие на нее нашло. Но каждый, кто знает силу воина Дин Ши, способного стать старейшиной, скажет, что это глупость. Если ты не желаешь убивать, то найдешь силы оставить в живых. Мне хватило сил лишь обезвредить его, встретив здесь. И оставить до тех пор, пока я не пойму, как вернуть его кругу старейшин и заставить их выслушать меня. Может быть, если найдется твой Кристалл, именно тебя, девочка, они послушают. Я уже не вернусь, я пустил здесь корни. Но преступления Гьетала должны быть раскрыты, а мое имя очищено. Когда-то я ушел в ферн, чтобы не быть убитым. Ускользнул от того, кто был мне ближе всех. А теперь придется возвращать его…

Горт оборвал фразу и допил воду из кубка одним глотком. Потом сделал несколько шагов к камину, пройдя мимо Эшлин, и опустился в кресло, около которого она теперь стояла. Черные с серебристыми прядями волосы скользнули по ее руке. Он закрыл глаза, и лицо его казалось сейчас из-за резких теней неживым.

– Я не знаю, где мой Кристалл. Но я знаю, где найти книгу, которую написал тот, кто взял его. Вдруг… он остался там вместо украшения. Или там есть какой-то намек.

– И где же эта чудная друидская книга? – спросил Горт, не открывая глаз, будто ему было все равно, захочет Эшлин продолжить разговор или уйдет, не поверив ему, проклятому и ныне безродному.

Эшлин впервые смотрела на ректора сверху вниз. Он казался внушительным даже так. Его слова отзывались. Он умел быть старшим. Где правда? Вот и решай. Ты же хотела все решать сама. Теперь два старших над тобой говорят каждый свое. Горт Проклятый. Гьетал Проклятый. И не к кому обернуться, чтобы сказать: я верю, ты знаешь. Значит, иди, куда идется. Не топтаться же на месте? Из двух плохих вариантов выбери любой.

– В гробнице Томаса Лермонта. Говорят, что она где-то здесь, но на кладбище я ее не видела, а на холме еще не искала. Люди любят класть на мертвых камни. Но друиду было бы в них тесно.

Горт открыл глаза и поманил огонь. Повинуясь его длинным пальцам, язычки пламени, кое-как выбиравшиеся из-под плотного полена, охватили его со всех сторон. Резко стало светлее.

– Именно поэтому он завещал похоронить себя внутри холма. Возможно, искал выход в наш – ваш мир, да так и остался на пороге. Я был там, но никакой книги не видел.

– Он спрятал и написал, как найти. Мне прочли, и я поняла его загадку. Но я шла мимо холма и не видела там двери.

– Потому что она видна, когда ты стоишь в одном шаге, и открывается лишь ректорской печатью. Если ты обязуешься сегодня же до вечера ее вернуть и не пытаться подписывать ею бумаги нерадивых студентов на пересдачу, то я дам ее тебе. Хоть и не слишком верю в правдивость той книги, что тебе прочли. Если бы в гробнице было что-то еще, кроме старых костей старого барда, это бы давно торжественно вынесли в хранилище артефактов и погребли под номером тысяча сто одиннадцать.

– Печать? А если…

– А если ты пропадешь, Эшлин, дочь Ежевики, я буду очень сожалеть о тебе, а печать закажу новую.

Сейчас она могла поспорить, что в глазах Горта, совсем недавно полных мертвенной тоски, теперь скакали озорные искры.

* * *

С трудом заставив себя не думать об Эшлин – эти мысли мешали даже отчитаться ректору, а с лица то и дело приходилось сгонять совершенно неуместную счастливую улыбку, – Брендон выудил наконец мысль, закопавшуюся глубоко под довольно-таки нудными слоями дел. Это была мысль вернуться в дом Финна Дойла. Посмотреть свежим взглядом. А вдруг инквизитор что-то упустил? Магистр Эремон цепок и умен, но он не был в этом доме раньше, не знал Финна лично. Сейчас, когда прошло уже время и боль не будет затмевать сознание, дом мог натолкнуть Брендона на мысль об убийце.

По пути к домику в голову упорно лезло что-то совершенно не то. Что брак имеет право благословить ректор – и удивится же он. Что если бы родился сын, можно было бы назвать его Финном. А дочке придумает имя сама Эшлин. Брендону даже пришлось поморгать, чтобы отогнать видение наяву – как по саду бежит мальчишка лет шести-семи, растрепанный, счастливый, а из-за розовых кустов выходит Эшлин с сонной девочкой на руках. И мальчишка бежит к ним, распахнув объятия.

Видение развеялось мгновенно и грубо. Брендон почувствовал запах дыма.

Дом Финнавара Дойла горел ровным ярким пламенем, как хорошая свеча из очень чистого воска. Брендон почувствовал опаляющий жар уже шагах в тридцати – нельзя было и думать о том, чтобы подойти хоть немного ближе.

Защита. Во всех домах Дин Эйрин была магическая защита от пожара. Почему? Как это могло случиться здесь?

Брендон нашел ответ, когда прибежали слуги, когда комендант уже поднял на ноги сонных после праздничной ночи студентов, когда ведра колодезной воды передавали по цепочке и Коннор Донован с коротким вежливым поклоном уже вкладывал в его руки артефакт «Аква магна», попросту называвшийся студентами «ливень». Донована пришлось отправить в хранилище по простой причине – обычная вода не причиняла пламени ни намека на ущерб.

– Это пламя ши из легенд, – озвучил мысли Брендона стоявший рядом с ним Доэрти. – Я впервые в жизни его вижу.