* * *

Мавис любила, чтобы решение было уже принято и оставалось только идти вперед. Можно маленькими шагами. Она шла к дому ректора, сочиняя по дороге первые три фразы, которые ему скажет. Главное, чтобы он не захлопнул дверь сразу, не поняв, чего Мавис вообще хочет. Но если он одержим мыслями о ши, значит, выслушает.

Впервые двор вокруг коллегий показался Мавис мрачным. Студенты не галдели, валяться на траве под деревьями и гулять парочками вдоль отцветающих гортензий было уже холодновато, так что все разбрелись – кто в «Лосось», кто в коллегию, кто и в теплые объятия любимой горожанки. Было темно, холодно и одиноко.

К одиночеству Мавис привыкла – даже среди людей, и тем более среди людей. Хотя вот Эдвард сегодня утверждал, что все они – друзья. Непривычная Мавис мысль. Они дружили между собой, да – они, не она. Кхира хлопотала вокруг Эдварда, как мать или старшая сестра. Аодан забегал навестить Кхиру и погулять с ней, когда не бегал с Эдвардом, выручая его из неприятностей и смеясь на пару. Эпона сошлась с Эшлин близко, рассказывала ей свои секреты. Эния… ладно, у Энии свое. А Мавис – ну Мавис. Мавис тоже была где-то рядом с ними. Сейчас она поняла, что немного скучает по ученику инквизитора. Никто до этого столько времени с ней не проговорил.

За неловкими мыслями она не заметила, как дошла. Оставалось лишь перейти по мосткам через угол пруда и попасть к двери ректорского дома. Может быть, ей показалось, а может, и нет – с другой стороны за деревьями промелькнули три тени. Эпона и мальчики шли за тростником.

Она подошла к двери и зажмурилась. Потребовалось еще несколько мгновений, чтобы наконец сделать последний шаг и постучать.

Дверь сама отворилась, открывая взгляду Мавис комнату, в которой жарко горело пламя камина. Ректор обернулся и смотрел на нее холодным внимательным взглядом, медленно опуская правую руку. Будто он ждал кого-то и едва не встретил гостя магическим ударом.

– Зачем вы пришли сюда в столь поздний час? Надеюсь, не с вестью, что вслед за ши в Университет проник дракон?

Ректор Галлахер говорил, и каждое его слово казалось тяжелым. Оно будто повисало на плечах и руках тяжелым грузом, придавливая к месту. Сейчас Мавис с трудом бы могла пошевелиться. Ей не было страшно, просто тяжело, как трудно порой идти против ветра. Но нет ничего невозможного для того, кто крепко стоит на ногах. И точно знает, зачем ему надо устоять.

– Я пришла пожелать вам доброго вечера. И признаться, – Мавис произносила это так, будто собиралась сказать, что только что случайно прирезала половину женской коллегии, – что мою мать, Эрну Десмонд, похитила Дикая Охота. Барон Десмонд принял жену, когда она вернулась. Но я уже была… при ней. Я – дочь ши, который пришел без зова на свадьбу.

Ректор слушал ее молча, но говорить с каждой фразой становилось все труднее. Горло стискивало от волнения, будто его медленно сдавливали веревкой. Нет, не веревкой… гибким стеблем плюща вроде того, которым зарос дом ректора с северной стороны.

– Это все, что ты хотела сообщить мне, Мавис Десмонд? – Горт говорил почти шепотом. Он был явно зол. Скрывал бешенство. Мавис хорошо умела видеть эти искры – в зеркале. Она знала, как подрагивают пальцы и дергается уголок губ.

– Здесь нашли ши. Убийцу. Я боюсь, что во мне проклятая кровь. Я правда могу иногда… портить вещи.

– Я польщен, что вы поделились со мной секретами вашего рода, но сейчас у меня нет времени на легенды. Пусть они даже представляют историю вашей матери чуть менее скандальной. А портить вещи умеет любое создание, которое небо не наделило ловкостью. Для этого не надо быть потомком ши.

Мавис стояла на том же месте, едва сделав четыре шага от двери. Наклонив голову вперед, сжав плечи, как сказала бы Эния – набычившись. Так ей почему-то становилось не страшно. Ректорская ярость разбивалась о неведомую преграду, а в голове голос какой-то другой Мавис четко сказал: «Нахрен. Нахрен!»

Впервые за то время, что она переступила порог дома, Мавис вдохнула полной грудью. Собственная ярость поднималась от сердца, стало жарко, будто по ладоням бежали язычки пламени. Мавис зажмурилась и хрипло произнесла четыре слова:

– Не смейте о ней так!

Она не видела, что каждое ее слово стало ударом. Ударом, от которого задергалась, пытаясь сорваться с петель, дверь, потухло пламя камина, слетели со стола кувшин и кубок, а сам Горт потерял равновесие и неловко повалился в кресло. Из кувшина по деревянному полу растекалось темное, похожее на кровь вино.

А еще она не видела искреннего удивления на до того высокомерном лице ректора. Он точно знал, что люди не владеют магией слов.

Она не видела. Но услышала. Теплый внимательный голос – о, Горт Галлахер умел говорить так:

– Прости меня, дитя. Но так было надо. Ты блестяще прошла испытание. Добро пожаловать в число моих избранных учеников.

В королевском дворце даже тишина была напряженная, ожидательная. Каждое мгновение могло произойти нечто. Например, прийти важное сообщение или прибыть на аудиенцию не менее важный гость.