Навязчивый звон цепи заставил ее вздрогнуть и поднять взгляд на Гьетала. Старейшина выпрямился, насколько это было возможно в его висячем положении, и смотрел на нее. Будто подбирая слова.

– Тебе лучше узнать. Он пришел сюда со мной, Эшлин. Не мог бросить сестру в беде. Что случится с мальчишкой неподалеку от холма, так подумал я… все равно ведь попробует, только окажется один. Может заблудиться в междумирье. Он здесь. Горт взял в плен его разум, а это еще страшнее, чем тело.

Эшлин сидела, не дыша, и чувствовала, как каменные глыбы вокруг начинают медленно сжиматься. Нет, они не двигались. Кроме голоса Гьетала и его дыхания, не доносилось ни звука. Но воздуха разом стало меньше, будто ребра стиснула каменная громада.

– Горт не мог бы сделать такого со мной, мы равны по силе, победа любого из нас – дело случая. Людей такое воздействие разрушает не так быстро, они не сопротивляются каждое мгновение, чужая воля кажется им своей… но через десяток лет и больше они могут повредиться рассудком. Отсюда возникли легенды о ши, что вдохновляют поэтов, но сводят их с ума. Горт создает маску, которая ложится на душу. Стягивает ее, как ореховая скорлупа, как железный обруч. Меняет характер и порой даже возможности. Человек может стать жестче, увереннее, спокойнее или даже чувствительнее к прекрасному. Ши так же, но сила его души быстро перестает принимать маску, слепленную чужой магией. Душа мечется внутри Кристалла, волнуется, и Кристалл трескается, тускнеет. Если вовремя не снять маску, то силы души по капле вытекут из Кристалла, оставив его мертвым камнем. А ши растворится в окружающем мире.

– Мой брат… скоро умрет? – шепотом переспросила Эшлин, не желая в это верить и веря. Она зачерпнула две горсти песка, который с шелестом бежал сквозь ее пальцы, будто сама она стала песочными часами.

– Если душу его продолжит обвивать вьюнок магии Горта. Я видел его. Это он приносит мне сюда пищу и воду, ведь Горт боится пускать ко мне людей. И я видел, как Кристалл Мэдью потускнел. Он все еще не помнит себя и не хочет знать иного, кроме своей маски, но душа уже бьется в тревоге. Если Кристалл треснет, то он погибнет. А снимать маску – дело опасное и требует много сил. Больше, чем у каждого из нас сейчас.

Эшлин слышала его слова и порой пропускала смысл. Главное уже билось в голове в висках бешеным потоком крови.

«Мэдью умирает. Из-за тебя. Мэдью творит зло. Из-за тебя. Мэдью погибнет проклятым. Из-за тебя».

Есть мысли, которые прокатывают душу, как рубашку через стиральный валек. Нет у тебя души, Эшлин. Нет у тебя надежды.

Она медленно поднялась, подошла к стене, уперлась в нее руками и закричала. Эту боль даже слезами было не выплеснуть.

Ее крику ответила рождающаяся дрожь камня. Тяжелая, медленно усиливающаяся дрожь, похожая на рычание далекого, но быстро приближающегося хищника. Эшлин успела услышать голос Гьетала: «Осторожно!» – дернуться назад, но ладони точно приросли к каменной стене. Камень тянул ее в себя. Камень пытался ее обнять.

Раз, два – с дальних горЗа тобой придет фомор,Три, четыре, он идет,И тебя он украдет.Пять, шесть – не беги,Тяжелы его шаги,Семь, восемь, да-да-да,Станешь камнем навсегда.

Этой считалкой дети ши пугали друг друга, играя среди огней в ночь Самайна. Просто считалка. Просто…

Стена медленно оседала, не выдержав сотрясавшей ее дрожи. Эшлин вырвалась из каменного объятия, державшего ее руки, но успела лишь закрыть ладонями лицо.

За шиворот посыпалась крупная каменная крошка, и пришла темнота.

Первое, что ощутила Эшлин, – ей неудобно и колко лежать, под боком острое, и очень болит плечо. Открывать глаза не было сил, потому что очень не хотелось что-то вспомнить. Что-то важное. Что-то плохое.

Но когда над ней со вкусом чихнули, и голос Эпоны сказал: «Нашел время, давай уже быстрее!» – а голос Эдварда: «Что я, виноват, что чихаю от пыли?» – а голос Аодана: «Кхира, ну тогда ты помогай, Мавис, опусти фонарь, гляди, Эш вроде не мертвая» – а Кхира: «Ух ты, какой красавец, а почему в цепях?» – открыть глаза уже попросту пришлось.

Над ней склонились в разной мере чумазые, насколько можно было понять при свете фонаря, лица… друзей, да, а как еще назвать? Ее человеческих друзей. Лицо беспрестанно чихающего Эдварда было замотано тряпкой по самые глаза.

– Ура! – сказали они одинаковым громким шепотом. – Живая.

– Мы услали ректора, – сказал Эдвард.

– Мы ничему о тебе не поверили. Сама расскажешь, – сказала Эпона.

– Если это твой друг, то вынимать из цепей я умею, опыт есть, – сказал Аодан.

– И познакомь с ним, – сказала Кхира.

– Быстрее давайте, – сказала Мавис. – Увидят.

Эшлин приподнялась навстречу протянутым рукам и огляделась. Рука двигалась, это было уже хорошо, значит, камень просто ушиб ей плечо. За спиной был грот, точнее, развалины грота. И вполне себе живой Гьетал, над которым наклонился Аодан, изучавший его цепи.

– Да сбить просто, и все дела, ерунда, – вынес он вердикт.