Закари облокотился о стол и придвинулся ко мне. В темных глазах отражался огонек свечи. Казалось, зрачки вспыхивали, вновь превращая его в демона-искусителя.

— Каждому зрителю в этом зале покажут именно то, что он хочет увидеть, — мягким голосом вымолвил он. — Поверь мне, зрелище окажется таким захватывающим, что ты ни о чем больше не сможешь думать. Тебе понравится, сладкий ноябрь, но на трезвую голову лучше в своих желаниях не копаться.

— Торстен, чем тебе не нравится мое имя? — проворчала я. — Почему ты всегда придумываешь какие-то странные прозвища?

— Называть по имени скучно. — Закари выпрямился на стуле.

— Ах, ты боишься заскучать, а я-то решила, что у тебя проблемы с памятью. Если бы мы столкнулись летом, как бы ты меня назвал?

— Горячий июль. — Он сверкнул насмешливым взглядом над краем бокала и сделал глоток. — Хочешь попробовать мой коктейль?

— Какая гадость, Торстен! — скривилась я от его предложения. — Мы становимся похожи на лучших подружек.

— Скорее на врагов с привилегиями, — поправил он.

— Скоро будем пользоваться одной помадой.

— Ты не красишь губы.

— Наблюдаешь за мной, да? — фыркнула я.

— Как и ты за мной, Марта Варлок, — легко согласился он.

— Нет уж, Закари Торстен, ты всегда меня страшно бесил. Просто стоило заприметить и сразу хотелось огреть светлой благодатью.

Я даже рукой взмахнула, отчего браслет, не позволяющий пробудить эту самую благодать, едва не слетел с руки. Пришлось срочно ловить и возвращать на положенное место, в смысле, на запястье.

— Больше всего раздражает тот человек, в котором видишь себя как в зеркале, — внезапно заделался Торстен в философы и знатоки человеческих душ. — Ты достойный противник. Клянусь, каждый раз я ждал, чем ответишь, а ты никогда не подводила и по-настоящему меня радовала.

— За лучших врагов, — хмыкнула я. — Пусть вернутся из театра теней целенькими и продолжат друг друга радовать.

Мы чокнулись бокалами. С очередным глотком в теле появилась приятная легкость.

— Родись мы в других семьях, наверное, действительно стали бы друзьями, — заметил Закари.

— Главное, без привилегий, — насмешливо добавила я.

— Возможно, без них. — Темные глаза светились иронией. — Или нет. Кто знает?

Состроив брезгливую гримасу, я постучала три раза по столу, дескать, не сглазь. Мы все-таки собрались ради общего блага: спасти мир от странной семейки, где супруга очень хочет дражайшую половину придушить, а эта половина, в свою очередь, гадает, куда ненаглядную женушку прикопать. Просто два латентных маньяка, а не супруги.

Между тем в зале началось неясное движение. Туман всколыхнулся, а музыка зазвучала тише. Подавальщики начали разносить по гостям подносы с полумасками. Народ охотно закрывал лица. Добрались и до нашего столика.

— Сегодня я пропущу представление, — отказался Закари идти на верхние этажи. — Подожду свою спутницу здесь.

— Принесу вам напиток, — предложил подавальщик и выстрелил взглядом на наши почти опустевшие бокалы. — Бренди со льдом, полагаю, подойдет для ожидания.

Слуга отошел, а я настороженно уточнила:

— Почему ты решил остаться?

— Вряд ли мне покажут что-то новое, — невозмутимо пояснил Закари. — Смотреть из раза в раз одну и ту же пьесу скучно. Так что хорошо проведи время, мой враг с привилегиями.

Туман незаметно рассеялся. Свет загорелся ярче, четче стала видна потемневшая от времени грубая кладка на стенах и каменный исхоженный пол. Гости потянулись к раскрытой на другом конце зала двери, прежде спрятанной за седой завесой.

Сложив руки на груди, Торстен следил, как я пытаюсь подвязать маску, но путаюсь в лентах. От крепкого коктейля тело казалось легким и руки плохо слушались. Никак не удавалось связать бантик: то волоски попадали в узел и казалось, будто снимали скальп, то маска съезжала на подбородок.

— Помочь? — предложил Закари, спускаясь со стула.

— Давай, — сдалась я и повернулась к нему спиной.

Надо отдать должное Торстену, как бы его ни смешило требование соблюдать личные границы, он не пытался притереться или лишний раз прикоснуться. Крепенько связал ленты бантиком и отошел.

— Готово.

Маска оказалась удобной, и дурацкого ощущения, будто подглядываешь за окружающим миром через замочную скважину, не возникало.

— Не смей никуда уходить, — велела я.

— Не слезу с этого стула, — поклялся он. — Но, если что, в уборную можно?

— Торстен, — буркнула я, — ты такой…

— Какой? — протянул он с ухмылкой.

— Такой Торстен!