— Никак. — Он покрутил в руках ящичек. — Но хотя бы голова не будет болеть.

— Других снадобий нет?

— Нет. — Закари вытащил из подставки для приборов вилку, сунул в рот кусок и протянул: — Неплохо. Похоже на свинину по-сартарски. Или курицу?

— Дай попробовать, — заинтересовалась я.

Тот без всяких уговоров протянул мне коробочку. Свинина или курица (в сущности, это мгновенно стало неважным) оказалась невозможно острой. Во рту разгорелся пожар. Зато память прояснилась и сразу вспомнилось, что кухня королевства Сартар славится жгучими пряностями. Просто пища демонов, а не еда!

— Как ты можешь есть такое острое? — выдохнула я. Странно, что просто выдохнула, а не выплюнула поток драконового пламени.

— Да оно вообще не острое, — просипел в ответ Закари и выразительно кашлянул в кулак.

Поспешно отставив еду, он достал с открытой полки стакан, наполнил его водой из-под крана и выхлебал так быстро, словно пытался загасить адское пламя.

— Запьешь? — спросил у меня.

— Угу, — промычала я, вытирая рукавом выступившие слезы.

Вода притушила огонь во рту, а то казалось, что горели даже зубы.

— Зато окончательно протрезвел, — заключил Закари, беря ящичек с другим блюдом.

Некоторое время мы пировали: пробовали, советовали друг другу, менялись коробочками. В конечном итоге я наелась и объявила:

— Надо ложиться. Если завтра не появлюсь на практикуме по темным искусствам, декан мне устроит веселую жизнь. Он и так на меня смотрит, как демон на святое распятие.

— Почему ты поступила в Деймран? — внезапно спросил Торстен.

— Почему ты вызвал демона? — задала я такой же бестактный вопрос. Должен же он понимать, что еда из одной коробочки вообще не делает людей ближе.

— Отец настоял, — не моргнув глазом, ответил он.

Закари стоял, привалившись спиной к кухонном прилавку. Ладони упирались в край столешницы. Он словно давал понять, что был полностью открыт для личного разговора.

— Он считает ритуал — важной вехой в жизни мужчины, а мне в тринадцать лет еще хотелось оправдывать чужие надежды. В одном отец оказался прав: после вызова я быстро повзрослел. Так почему темная магия?

— Из принципа, — призналась я. — Светлые мне отказали, я решила, что получу темное образование. Мне нужны знания о сложных чарах, а в башне Варлок их просто не могут дать. В сущности, неважно какая магия их создает.

Я протянула руку. Пальцы вспыхнули от светлой магии, по кончикам проскочили мелкие голубоватые искры, следом потек дымок темной силы. Все сразу. В один момент. Этот фокус, противоречащий любым законам чародейства, родители запрещали показывать гостям, когда хвалились талантами детей.

Торстен не отводил взгляда от моей руки.

— Как ты это делаешь?

— А как люди дышат? — усмехнулась я и погасила магию. — Ночной цирк закрывается, фокусник во мне заснул. Пойдем спать.

Время действительно незаметно подбиралось к трем утра, и на отдых оставалось немного времени. Завтра буду чувствовать себя злобным драконом, выпускающим костяной гребень на любое неосторожное слово.

— Гостям же уступают ванную, да? — нахально заявила я, что первая пойду приводить себя в порядок, и уже по дороге в спальню спросила: — У тебя есть пробуждающий шар?

— Я каждый день встаю в шесть, — уверил он. — Никогда не просыпаю.

Заснула быстро. Устроилась на чрезвычайно удобном поле для плотских утех в одиночестве. Простыни пахли мужским одеколоном, под подушкой Торстен прятал кружевной носовой платок. Очень трогательная привычка. Когда моя бабуля была жива, тоже всегда подкладывала мне под подушку вышитые носовые платочки.

Как укладывался Закари: грохотал ли ящик комода, шумела ли вода в ванной комнате, скрипел ли диван, — ничего не слышала. Возможно, Торстен перед сном молился богам энергичных садовников, чтобы после подозрительной еды проснуться. В смысле, не здоровеньким, а просто открыть глаза и понять, что все еще жив. В общем, длинный день и насыщенная ночь меня укатали: я превратилась в окончательно упокоенное умертвие.

Пробуждение было резким, словно кто-то громко хлопнул над ухом в ладоши. Комнату заливал хмурый свет осеннего утра. Чутье, живущее в каждом непунктуальном человеке, подсказывало, что, возможно, Торстен встает каждый день в шесть утра, но сегодня в нем что-то сломалось. Мы позорно проспали!

— Проклятье!

Я подскочила на кровати, как ошпаренная. От недосыпа трясло, от выпитого накануне алкоголя нещадно трещала голова. Хотела с громкостью трубы будить врага с привилегиями (или воскрешать, как уж карта ляжет), но внезапно обнаружила, что держу в руке красный кружевной лоскут. В большом недоумении осторожно расправила тряпицу… Всю ночь напролет я бережно сжимала в кулачке не носовой платок, а красные женские трусы!