Я ожидал увидеть там что угодно – разгром, следы борьбы, порванные в клочья занавески и разломанные в щепки стулья. Но чего я не ожидал, так это зайти в квартиру, в которой абсолютно ничего не изменилось. По крайней мере, на первый взгляд.

Дверь я открыл своим ключом – Хельга давно сделала мне дубликат. Внутри было тихо и прохладно. Я осмотрел замок. Никаких следов взлома. Она точно открыла дверь сама.

Я постоял в коридоре. На стенах пара картин, выполненных карандашом, пахнет морозом и древесиной. Все как всегда, даже полосатый коврик лежит ровно, на своем обычном месте. На кухне тоже ничего необычного – чашки вымыты, стол с накрахмаленными салфетками пуст, стулья придвинуты вплотную.

На кухню убийца явно не заходил.

Оставалась гостиная, которая одновременно была и спальней, и кабинетом. Я вернулся в коридор и толкнул наполовину застекленную дверь.

На первый взгляд в комнате все было по-прежнему: тщательно заправленная жесткая кушетка, заменявшая Хельге кровать, стояла у стены. У окна красовался аккуратный чайный столик с такими же накрахмаленными салфетками, как на кухне, рядом – мягкое синее кресло с потертыми подлокотниками, в которое Хельга обычно усаживала гостей. Сама она всегда сидела на простом жестком стуле.

Стул стоял посреди комнаты. Вокруг и под ним расползлась засохшая темно-бордовая лужица. Сзади на полу лежали окровавленные веревки.

Я остановился, пытаясь воссоздать картину. Вера написала, что Хельга появилась, истекая кровью. Неужели она дала себя связать? Возможно, была без сознания? Допустим. Допустим, кто-то, кого она знала, вошел, ударил ее по затылку, она упала в обморок, очнулась связанная на стуле, а потом – что? Ждала, пока ее убьют?

Эх, Зима, Зима.

Я тщательно обыскал квартиру в поисках прощальной записки или чего-то в этом роде, но ничего не нашел. Видимо, Хельга считала, что главное сделала – нашла себе преемницу.

Я закрыл дверь своим ключом и поехал в морг.

* * *

Морги так-то одинаковые. Я это после Кольки понял – у него и у мамы все было стандартно, черная скатерть на столе, приглушенный свет в комнате и собачий холод. Как Катю хоронили, не помню, но там наверняка было что-то похожее. Приемная, длинный коридор, предбанник. Работник просит надеть перчатки, удостовериться, что носовой платок с собой, и вперед.

Я думал, после Кати меня ничего не возьмет. Опять же, сердце заморожено – только кровь по телу качает, а чтобы чувствовать, такого давно нет. Но смотреть на маленькую сухую старушку со сложенными на животе ручками, которая столько раз гордо вздергивала острый подбородок, отдавая приказы, оказалось тяжелее, чем я думал.

Одета она была в белую ночную рубашку, седые волосы волнами обрамляли худое строгое лицо. На запястьях я заметил следы веревок. Глаз под веками не было. Я всего повидал на службе, но от вида почерневших ран меня замутило.

Я задержал в ладонях ее маленькую руку и вдруг по старой памяти поднес к груди. Может, в ней осталась хоть капля холода?.. Но где там. Ни холода, ни силы – только заледеневшая рука в трупных пятнах. А тоска уже потекла ручейком от сердца, свернулась за легкими, как старая кошка. Помню я это ощущение. Пока слабенькое, как комарик кусает. Но оно окрепнет.

Я заплатил человеку в морге, наказав одеть Хельгу в алое и сообщить мне место погребения, и поехал домой.

Ванька торчал в своих тырнетах. Вера что-то строчила в комнате. Пришла Мася и тихо зашипела на ее приоткрытую дверь.

– Ты чего под дверью торчишь? – спросил Ваня.

Я хотел съязвить, но ничего путного не придумалось.

– Надо. Как голова?

Он постучал костяшками по черепу.

– Что ей будет! Кость. Ты бы ей комп подарил, что ли. У тебя же Колькин стоит без дела.

– А что?

– Просто. – Он почесал затылок и пошлепал на кухню.

Просто. Ага.

Я дождался хруста чипсов с кухни и тихонько прошел к нему в комнату. Ноут лежал поверх одеяла. Я открыл историю браузера. Щенки болонки как растить, больно ли рожать собакам, домик на Тенерифе, самогипноз… Порно для тех, кому за двадцать. Перхоть малолетняя. А вот это уже интересно. Константин Семенов где похоронен. Я открыл пару страниц – на одной висела смазанная фотография вполоборота. Парень совсем зеленый, лет восемнадцать. Черно-белая клетчатая рубашка навыпуск, волосы длинные, челка на глаза. Поэт. Ишь!.. Пробежал стихи – любовь, кровь, мрак, могилы. Это что у нее, первая любовь такая?

Дальше шел запрос про Хельгу. Догадалась. Молодец. Еще раньше шли страницы «ВКонтакте». Я стал щелкать все подряд. Мальчики, девочки, все вроде ее ровесники. Одноклассники? Так и есть, одна и та же гимназия. Зачем их проверять? Давно не виделись?

Я вдруг понял, что с самого начала пропустил очевидное. Не нашел страницу Веры. Наверняка она тоже торчит на этом сайте. Вбил в поисковик «Вера Царева». Двести сорок девчонок. Поставил ограничение по году рождения – осталось трое.