Веру я узнал сразу. На фотографии ей было лет пятнадцать, щеки еще по-детски округлые, и сама она какая-то мягкая, смотрит в камеру на фоне заката и улыбается уголками губ. На лбу вышитый обруч, у висков болтаются… бусы, не бусы? Украшения какие-то в виде колец. Коса через плечо, сарафан, рубашка с вышитым воротом – как есть русская красавица.

Кроме портрета на страничке лежали фотки из разряда «собери пазл» – заросли, деревянные ступени, крыльцо какого-то заброшенного дома, все в крапиве и плюще, так что и дверь-то не особо видно. Дача? Слишком запущенно. Баня? Сарай?

Блин. Вот она сидит за стенкой, пойди да спроси. Шерлок Холмс доморощенный.

– Тоха, – позвал Ваня с кухни. – Ты таблы мои не видел?

– Иду.

Вера

На следующий день Антон разбудил меня ни свет ни заря. Мне снился взрыв, сквозь тускло-оранжевые всполохи огня проступало лицо Эдгара. Я силилась не плакать, но даже во сне понимала, что проснусь с мокрыми щеками.

– Эй. Вера. Ты в безопасности. В безопасности, – сказал Эдгар голосом Антона, и я проснулась окончательно.

Антон сидел на корточках перед диваном. На фоне серой футболки лицо его казалось пепельным, как у орка из «Властелина колец». Но ни один орк еще не смотрел так озабоченно.

Он протянул мне бумажный платок.

– Пора на йогу.

Антон вышел, оставив дверь приоткрытой. В щель по очереди просочились Мася и Сметана. Сметана хотела понюхать мою ногу, но Мася прикусила ей ухо, и по комнате заметался клубок шипящих кошек. Я натянула первое попавшееся платье и поспешила к Антону.

В комнате было прохладно. Занавески тихонько колыхались от утреннего ветерка, с улицы доносилось веселое чириканье. Антон сидел на голубом коврике для душа, скрестив ноги перед собой. Не открывая глаз, он скомандовал:

– Садись, как я. Вон туда, на коврик. – Он безошибочно указал на разложенный рядом темно-синий коврик. – Тебе нужно научиться быстро находить баланс.

Спать хотелось дико, но еще больше – отвлечься от кошмара. Я кое-как уселась на коврик и закрыла глаза. Тут же вернулась картинка: мигающий свет из-под потолка, маячащие перед глазами спины, эскалатор вдалеке.

– Почувствуй свои стопы, – размеренно начал Антон. – Икры. Колени. Бедра. Почувствуй живот. Грудь. Шею. Руки. Расслабь тело. Сделай глубокий вдох. И глубокий выдох.

Спасаясь от видения, я открыла глаза. Прислушалась. За стеной негромко сопел Ваня. Где-то в глубине коридора Сметана драла обои. У Наума был тот же утренний ритуал…

– И еще раз вдох. Выдох. Отпусти мысли. Отпусти эмоции. Отпусти себя. – Антон широко развел руки в стороны, будто собирался обнять дерево. – Выдыхай.

Я подавила зевок. Если не закрывать глаза надолго, картинки не вернутся.

– Теперь встань. Опусти руки к земле. Расслабь спину. Медленно, по одному позвонку.

Пока Антон поднимался, я снова зевнула. Настенные часы показывали семь пятнадцать. Я медленно поднялась, чувствуя себя мешком с опилками. Последний раз физическая нагрузка у меня была в одиннадцатом классе на уроке физкультуры. Это получается сколько? Три года назад. Посмотрела бы я на него после такого перерыва.

– Теперь вдохни и потянись руками вверх, как будто приветствуешь солнце.

Я представила себе девушку из статьи про богиню мести, которая машет в небо приветственным жестом, и неожиданно для себя улыбнулась. Дрожащие руки неуверенно поднялись, кожа на заживающих от осколков ранах натянулась.

– Выдох. И еще раз. Руки вверх.

Картинка девушки с вороном на плече не отпускала. Или может, на ней алый плащ? Может, она укутана в него, чтобы никто не различил хрупкую девичью фигурку, которую так легко сломать. Под плащом у нее, допустим, стальные латы, а еще ниже бархатное красное платье…

Я почувствовала, как что-то легкое, легче самого воздуха, мазнуло меня по щеке. Антон резко развернулся, ошаривая комнату взглядом.

– Ты откуда это взяла?

Я провела пальцами по гладким перьям у бедра. Они были холодными и твердыми, будто выкованными из стали или железа, и едва ощутимо пульсировали, отзываясь на мое прикосновение. Офигеть. Я, что, представила это? Тогда где хруст осыпающегося печенья?

Я подняла руку, ощутив на запястье вес кованых браслетов, и прикоснулась к виску. К шее спускались тяжелые кованые кольца.

«Браво, моя радость, – вдруг раздался в голове голос Лестера. – Наконец-то ты выглядишь так, как я себе представлял. Может, еще посох в руки? Или лук? Нет, постой, лучше копье!»

Я зажмурилась.

«Ты где?»

Лестер давно не говорил со мной так. Но то, что у него достало сил даже на такой разговор, – добрый знак. Ну или признак того, что я окончательно сбрендила.

«Где ты?» – мысленно повторила я.

Молчание.

«Лестер!»

«Не ори так… У меня уши закладывает. Я совсем недалеко».

«Где?!»

Но он уже замолчал. С ним исчезло и мое видение. Я потрогала волосы – никаких украшений и обручей. Обычное нерасчесанное со сна гнездо.

Антон выглянул из окна.

– Ты бы поосторожнее с этим. Пока правит Юля…