Я еще немного отодвинулась от Сметаны и вспомнила, что в кармане платья лежит блокнот.

«Ты правда работаешь в школе?» – написала я, открыв его на чистой странице.

Антон невесело усмехнулся.

– Это все, что тебя заинтересовало?

Я не двигалась, ожидая ответа, и он со вздохом объяснил:

– Я охранник. Пока у детей каникулы, свободен. Раз в неделю проверяю, что там все нормально. Сметана, блин! – Антон наконец заметил, чем занимается котенок, и за шкирку отодрал его от дивана. – В стиралке запру!

Что-то бухнуло в глубине квартиры. Кошки синхронно бросились на звук. Антон угрюмо посмотрел на дверь и положил в рот кусок яичницы.

«Я проверю», – беззвучно произнесла я и выскользнула из-за стола.

Находиться с ним рядом в таком состоянии не хотелось.

* * *

Ваню я обнаружила в комнате, которую про себя уже начала называть своей. Он методично выкидывал платья из комода, сгребая их в кучу на полу.

– Невозможно, – бормотал он. – То будь умницей. То заткнись и не ной. То пойди учиться, стань нормальным человеком. То ни о чем не волнуйся, вместе справимся. Это не у меня, а у него биполярка. Определиться, блин, не может, то ли он живет дальше после Катьки, то ли существует, как зомби. С работы, на работу. С работы, на работу. Все лето дома. Хоть бы на курс какой сходил. На те же танцы! Так и загнется в этой дыре. До города сорок пять минут на электричке. А это, между прочим, тоже жизнь. Сам-то! Армия, служба. Ради чего, спрашивается? Чтобы закончить охранником в школе. Нет. С меня хватит. Поеду к дядьке в Москву. Только соберу вещи. И поеду.

Тут он заметил меня.

– Ты почему в моей комнате?

Я ограничилась поднятыми бровями – писать вопрос в блокноте было долго.

Ваня растерянно оглянулся на комод.

– Где… Погоди. Я же хотел пойти к себе.

Он оглядел гору платьев и бессильно осел на пол. Обхватил колени и начал медленно раскачиваться.

– Как же я это ненавижу…

Я прислушалась. На кухне снова работал телевизор. Антон и не думал появляться. Я подошла к Ване и опустилась перед ним на колени. Как ему помочь, я не знала, но очень хотела что-то сделать.

– Голова, – еле слышно пожаловался Ваня.

Антон говорил, что Хельга умела замораживать боль. Может, и у меня получится. Должно же быть хоть что-то хорошее от моей новой силы. Я обхватила голову Вани ладонями, заставляя поднять на меня глаза.

Где-то глубоко во мне жила зима. Там, в памяти древнее самого мироздания, стояли укрытые снегом, как саваном, мертвые деревья. Ледяной ветер истрепал их ветви, сорвал последние листы и вынул самую душу, прокрался под кору. Снег укрыл их, заморозил до лучших времен. Холод – это милосердие. Мысль родилась в глубине сознания, импульсом пронеслась по самым кончикам пальцев. Холод – это покой. Зима – это спасение. Я вглядывалась в грустные карие глаза Вани и думала об истерзанных деревьях. Им холодно. Конечно, им холодно. Но им больше не больно.

Благословенный холод тек от моих ладоней к вискам Вани, гасил его боль. Ваня обхватил меня за талию и легонько водил по спине пальцами. Потом перестал. Я не отследила момент, когда руки его безвольно легли на колени, но почувствовала, что Вани больше нет. Он спал, как спят деревья, сберегая силы до прихода весны.

– Ты что?.. – послышался за спиной голос Антона. – Ты что на хрен сделала?!

Он отпихнул меня от брата, но было поздно. Ваня покачнулся и медленно, боком сполз на пол. Только слабое дыхание свидетельствовало о том, что парень еще жив, но и оно сделалось едва различимым. Я не слышала стук его сердца, но точно знала, что оно стало биться медленнее.

Антон понял это одновременно со мной. Он пальцами нащупал пульс. Ваня был жив. В какой-то момент я подумала, что Антон меня ударит. Вместо этого он спросил убийственно спокойным голосом:

– Ты можешь это вернуть?

Я растерянно покачала головой. Я даже не знала, что именно произошло.

– Твою мать, Вера!

Он приобнял Ваню за плечи и долго сидел, сгорбившись, словно ему было больно дышать.

– Какой там был адрес этой студии? – спросил он, не поднимая головы. – Ты запомнила?

Я кивнула, но он этого не увидел.

– Твою мать, Вера, ты запомнила?

«Да», – одними губами произнесла я, неосознанно напрягая связки.

Ваня безвольно лежал на раскиданных вещах матери. Лицо его было безмятежным и оттого казалось еще более юным.

Антон поднялся.

– Собирайся, – бросил он. – Пора познакомиться с Юлей.

Вера, 14 лет

Когда мне исполнилось четырнадцать, папа пришел с работы уставший, посадил меня и маму в гостиную, глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и на одном дыхании сообщил, что уходит. Конечно, он будет и дальше общаться со мной – ребенок ему важнее неурядиц в супружеской жизни. Потом он подумал и добавил, что все-таки не дороже самой жизни, а проживать он намерен отныне свободно и счастливо со своей будущей женой в Подмосковье.