Забыв про блокнот, я искала, где написать, что нам срочно нужно сворачивать.

– Только не на стекле! – рявкнул Антон и направил микроавтобус к обочине.

Меня снова бросило вперед, и утренний кофе подкатил к горлу.

– Так что там? – Заглушив мотор, Антон наблюдал за мной в зеркало заднего вида. Взгляд у него был холодный и далекий, как в первый день нашего знакомства. – Напиши.

Я достала блокнот с привязанным карандашом. Вместо «Прости меня», крутившегося на языке, нацарапала: «Я жила недалеко. Мне очень нужно домой. Это быстро». И, подумав, добавила: «Возможно, я знаю, как помочь Ване».

Антон задумчиво разглядывал буквы.

– Опять твое волшебство? – спросил он грозно.

Я неопределенно повела плечом, боясь остановиться на «да» или «нет».

– Там живут твои родители?

Я закивала. Любимые родители. И один тип, который может помочь.

Антон вытянул руки на руле и нахмурился. На переносице залегла глубокая складка.

– И давно вы не виделись?

Я снова кивнула.

– Надо повидаться с мамой, – сурово проговорил он, будто обращаясь сам к себе. – Но времени у тебя будет максимум пятнадцать минут.

Хватит, чтобы вытрясти из Лестера правду.

– Добро. – Антон завел мотор. – Как до города, я знаю. Дальше на Каширку?

Вера, 14 лет

После того как Лестер запретил мне оживлять предметы, я на время успокоилась. Потом стала гадать: если нельзя оживлять, может, получится лишить жизни?

На дворе стоял июль. Я торчала у деда на даче. По выходным приезжала мама – отдыхать от городских выхлопов, как она говорила. Сидя в тени раскидистой яблони, мама раскрывала на коленях журнал, в котором рецепты диетических блюд соседствовали со схемами для вязания, и погружалась в чтение. Я обычно лежала рядом на пледе и строчила очередную историю.

Мама к моему хобби никак не относилась – видно, считала, что скоро писательство перестанет меня интересовать. Но в тот день она решила спросить, о чем я все время пишу.

На раскрытой странице красовалось детальное описание кровавого убийства – в тот период я как раз увлеклась биографией Теда Банди, – и на всякий случай я прикрыла текст локтем.

– Ни о чем.

– Папе, я помню, ты все рассказывала, – едко заметила мама.

Я перевернула страницу так, что тетрадь казалась пустой.

– Сидишь целыми днями на одном месте.

– Ага. Пойду пройдусь.

Я поднялась с пледа и собралась к калитке, зажав под мышкой тетрадь.

– Опять одна? – сокрушенно спросила мама. – Вон тут через два дома девочка твоего возраста, сходи, познакомься.

– У меня с собой телефон, если что. – Я похлопала себя по заднему карману шортов, сделав вид, что про девочку не услышала. – Далеко не пойду.

Далеко ходить было попросту некуда: с одной стороны дачный поселок граничил с лесом, с другой – с оврагом, местами настолько заросшим, что без скафандра было не пройти. Я шагала вдоль заборов, на ходу высматривая бабочек – они в последнее время были моим главным материалом для исследований. Одну мне даже на несколько секунд удалось превратить в камень. Лестер при этом не появился, и я воодушевилась.

Вдруг в метре от меня что-то маслянисто блеснуло. Сначала я подумала, что увидела черную корягу, но она едва заметно двигалась. Змея. Вряд ли опасная – дед говорил, в наших местах водятся только ужи, хотя я понятия не имела, как они выглядят.

Ладно. Ужик меня не тронет.

Я подошла ближе. Ни за какие коврижки я не взяла бы в руки скользкое, собранное будто из сотни мелких частей тело. Но соблазн попробовать превратить в камень что-то крупнее бабочки пересилил. Я присела на корточки и пригляделась. Чешуя переливалась на солнце, голова была неестественно маленькая. Брр. Мне всего-то нужно представить, как костенеет длинное тело, а чешуя становится серой и твердой…

Видимо, я наклонилась слишком близко. Или змея почувствовала опасность. Вот она лежит посреди дороги, а в следующую секунду лодыжку мне пронзает острая боль, и чуть выше кромки носка наполняются кровью две симметричные ранки. А змея, шипя и извиваясь, резкими толчками удаляется в канаву.

В ужасе я бросилась в противоположную сторону дороги. Почти сразу заметила, что наступать на ногу стало больно. Вся она налилась тяжестью. Боль медленно поднималась от лодыжки к бедру. Тело прошиб пот. Я достала из кармана телефон – позвонить маме, – но чуть не выронила его. Перед глазами все поплыло. Единственное, на что мне хватило сил, – добраться до калитки нашего участка и ввалиться внутрь.

– Мам, – прохрипела я, пытаясь отдышаться.

Дура ты, Вера. Почему нельзя было экспериментировать с мухой? Или там с кроликом.

– Что случилось?

Краем глаза я увидела, что напротив мамы сидит какой-то длинный тип в белом костюме. Лестер! От неожиданности я осела прямо в траву и вытянула перед собой стремительно опухающую ногу.

– Меня гадюка ужалила, – прошептала я.

Мама отложила журнал.

– Тут не водятся гадюки.

– Лестер, скажи ей…