Мама снова позвонила, я снова не взяла, а сама уже почти вплотную подошла к пестреющему вывесками торговому центру. Наконец она прислала эсэмэску: «Будешь ужинать? Я пожарю картошку».

Черт. Я же так и не поела. Словно в подтверждение желудок отозвался резкой болью.

Я написала «Да, спасибо», проверила – сообщение Антону висело непрочитанным. Задумчиво пролистала переписку с Тёмой и, чувствуя, как сердце проваливается в желудок, набрала: «Я завтра поеду к Фросе. Потом свободна». Нащупала в кармане оставшиеся купюры и шагнула к разъезжающимся стеклянным дверям торгового центра.

Антон

С остальными из списка Леши было глухо. Один парень жил в Подмосковье и учился на режиссера, другой на геолога. Очкарик вообще писал диссертацию по физике. Зацепиться было не за что.

Я в сотый раз пролистал фотки на страничке Веры. На фига постить бурьян и лестницу? А ну, найдется по ним местоположение?.. Загрузил фото в программу – координаты вышли сразу.

Я глотнул кофе. От него уже горчило во рту, но ничего другого в меня не лезло. Эффект от вчерашнего прихода выветрился почти весь, мне снова было больно – и крепко. Сердце как будто раз за разом неспешно прокручивали в мясорубке. Вечером, если так продолжится, опять придется курнуть. Или ехать к Вере. Рассказать все, как есть. Просить. А ну как откажет?

Так, об этом потом. Сейчас, пока есть силы, надо работать.

Я проверил Ваньку – дыхание в норме, цвет лица здоровый – и поехал.

По координатам гугл отправил меня к запущенной деревне недалеко от Подольска. В основном дачи, жилых домов не видно. Небось где-то здесь дача родителей Веры, там она свой бурьян и фоткала. Но нет – я проехал уже всю деревню, а навигатор все показывал «дальше». Туда, куда он вел, микроавтобус не залезет. Насколько хватало взгляда, простиралась крапива с человеческий рост да виднелось быстро темнеющее небо.

Я вышел из машины. «Пройдите пять метров, потом поверните налево». Хорошо, догадался взять кожанку – так бы весь исцарапался. Сначала все вокруг было темно-зеленое, непроглядное, колючки да крапива. Потом под ногами наметилась дорожка. Бурелом начал редеть, тропинка под ногами проступила четче. Скоро я увидел вдалеке… сарай, не сарай. С башенками сараев не бывает. Вон там даже наличники висят на окнах. Доски синевато-серые, большей частью гнилые от времени и дождей.

В лесу кричали птицы, в кронах шелестела листва. Я пошел дальше, сверяясь с навигатором. Через пару метров он сказал «цель достигнута» и погас.

Солнце клонилось к горизонту, оранжевый закат просвечивал здание насквозь. От него уже мало что осталось. Ветер подует – упадет, как карточный домик. Наверняка там и пола давно нет, одна земля. Я подошел ближе. На крыльце среди прошлогодних листьев в рамке с черным уголком стояла фотография парня. Знакомое лицо. Челка на один глаз, колечко в губе. Среди сгнившей листвы затерялся обмоток траурной черной ленты. Я взошел на порожек и заглянул внутрь. Пол обвалился, сквозь остатки досок пророс кустарник. В углу жалась лестница на второй этаж, но ступени почти все выбиты, не заберешься. Наверх больше никак не попасть – высота метра два с половиной. Краска на стенах осыпается, под потолком прилепилось опустевшее осиное гнездо. В подвале наверняка гадюки себе гнездо свили, они такие места любят. Постройке лет сто пятьдесят – двести. Никто в здравом уме сюда не сунется, кроме любопытных подростков.

Если фото на крыльце, значит, парень здесь и погиб. По официальной версии. А что там на самом деле было…

Хоть убей, оно не сходилось. В семнадцать лет Вера таскалась сюда и фоткала бурьян. Потом что-то произошло, и она якобы исчезла, прихватив с собой приятеля.

Параллельно Смотрящие поселились на этаж ниже ее квартиры и ждали, пока «она проснется». Там же ее караулил Лестер. Здесь кто-то поставил этот мини-памятник. А потом Вера, вернувшись, гуглила, где похоронен Константин Семенов.

Либо она мне соврала, либо кто-то соврал ей.

Я шагнул внутрь здания. Потолок не рухнул, когда я открыл дверь, уже хорошо. Обошел комнату по периметру. Там, где кончалась лестница, начинался вход в подвал. Из дыры выползла красно-бурая гадюка.

Самым умным было убраться отсюда, пока еще какая-нибудь хрень не вылезла. Я зашагал к машине, и уже из нее набрал номер товарища.

– Антоха.

– Я за него. Нагугли мне номер Царевой Елены Васильевны. Я не у компа.

– А где ты?

Я вздохнул.

– Там, где не ловит Интернет.

– Любишь ты в жопу забираться.

– Обожаю.

Он пробил домашний номер Вериной мамы. Уже совсем стемнело, было холодно, как в склепе – я ощущал это даже в машине. Я набрал номер. Интересно, Вера дома? Или этот ее Сережа? Вот ему я бы точно задал пару вопросов.

Ответила мама.

– Никифоров Петр Сергеич, – отрапортовал я. – Ваш участковый.

– Петр Сергеич! – оживилась мама. – А Веры нет. Вы не знаете, где она?