– На, выпей для храбрости.

– Это твое сердце! – зло откликнулась я. Лучше было злиться, чем чувствовать себя беспомощной.

– Пей давай.

– Мне это не нужно.

– Ну как знаешь. – Он сделал глоток и прижал ко рту тыльную сторону ладони. – Мама твоя ждет.

– Она уже спать легла, – соврала я.

– Не ценишь ее, – укоризненно пробормотал Антон. – Я вот свою иногда и вспомнить не могу. Хочу вспомнить ее лицо и не могу.

Я подумала о Косте. Я помнила его руки – на среднем пальце топорщился бугорок от ручки, – его смешливые глаза под длинными ресницами и вечно мятые воротники байковых рубашек. Но представить его лицо мне уже было не под силу.

Рука сама легла туда, где, я думала, бьется сердце.

– Ага, – удовлетворенно кивнул Антон и ткнул в мою сторону горлышком бутылки. – Вот умножь это в сто раз. Нет, в тысячу. Это то, что чувствую я. А ты не хочешь, – он снова отхлебнул, – помочь слуге Зимней Девы.

Я покосилась на него.

– А то не так меня называют, – без улыбки сказал он, и глаза его почернели. – Что я, не знаю. Все вы, погодные тетки…

– Да поняла я, поняла. – Я стиснула ключи в левой ладони, а правую вжала ему в грудь. Хрен с ним. Пусть помирает, если так охота. – Мы капризные стервы, а ты не можешь вынести тоску по матери. И если я тебя убью, ничего мне за это не будет, – уже тише добавила я, закрывая глаза и погружаясь в биение его сердца.

Стекло было опущено, легкий ветер шевелил кончики моих волос. Я постаралась отрешиться от этого теплого ветра, от летнего вечера, пахнущего свежестью и сиренью. Сознание мое устремилось туда, где покоились деревья и спала земля. Под снежным покровом, замершая и холодная, она была не мертва. Снег надежно укрывал ее до лучших времен. Так же, как земля под снегом, пусть живет его сердце – заледеневшее, но живое. Пусть ждет лучших времен. До того момента, когда он сможет вдохнуть полной грудью и не обжечься воспоминаниями.

Я зажмурилась так сильно, что заболели скулы, а потом резко распахнула глаза. Лицо Антона было счастливым и безоблачным, в нем мелькнуло что-то по-детски ранимое. На мгновение я отчетливо увидела мальчугана лет семи, который доверчиво и любопытно смотрел на мир. Но тут же маска огрубела, застыла, в глаза вернулась подозрительность, в линию губ – жесткость. Антон накрыл мою руку, и, задержав на секунду, отвел.

– Спасибо, – сухо произнес он.

Я еще слышала его сердце под ладонью и точно знала, что биение его замедлилось. Вдруг навалилась такая усталость, что я готова была положить голову на руки и уснуть прямо в машине.

– Ты расскажешь, – начала я, еле ворочая языком, но Антон покачал головой.

– Завтра. Сейчас домой. Мама без тебя не ляжет.

– Неправда… – Глаза у меня слипались. Страх и напряжение брали свое – я проваливалась в сон. – Но завтра ты расскажешь. И мы оживим Сметану.

Он посмотрел на меня без выражения и сплел пальцы на животе.

– Будет исполнено.

Утром следующего дня Антон ждал меня у приоткрытой двери микроавтобуса с хрустящим пакетом из «Мака». Вместо обычного «привет» до меня донеслось почтительно-сдержанное «доброе утро». Он с легким кивком протянул мне бумажный пакет и даже подал руку, чтобы помочь забраться в машину.

Ночью прошел дождь, в воздухе висел едва различимый туман – это испарялась влага с нагретого накануне асфальта. День обещал быть пасмурным.

Антон периодически запускал дворники, которые стирали невидимые капли с лобового стекла. Свой кофе он выпил несколькими глотками и поставил пустой стаканчик в стойку между нами. Не знаю, съездил он домой или в ближайший магазин, но от вчерашнего байкера осталась только кожаная куртка на заднем сиденье да воспоминание в моей голове. Светлые джинсы и белая футболка только что не кричали о нормальности, запах зубной пасты перебивал все остальные. Бутылок в кабине видно не было. Машина ехала ровно, мягко притормаживая на светофорах. Я грела ладонями бумажный стаканчик с остатками кофе и думала, что в реальность стоило вернуться хотя бы ради старого доброго «Мака».

Мысли крутились вокруг предстоящего дня. После кошки в плане стояло «оживить Ваню» – уж сегодня я точно попаду к Фросе. Вчерашняя фраза Антона, что кому-то придется пожертвовать целомудрием, до сих пор звучала в голове, но я старалась о ней не думать. Будем решать проблемы по мере их поступления.

В очередной раз повернув оловянное кольцо на пальце, я разгладила на коленях бок псевдобархатной сумки. Она не слишком подходила джинсам и алой рубашке из облегающего материала, зато мне больше не нужно было распихивать свои пожитки по карманам. Внутри лежали заряженный телефон, ключи и блокнот с ручкой. Бутылочка с живой водой холодила пальцы даже сквозь ткань.

Я допила кофе.

– Ты расскажешь, что обещал?