Мужчин отправили в библиотеку.

Лоренцо честно переживал. Это его первый ребенок. И… кровь. Надо будет посмотреть, наследует ли он кровь Лоренцо. Его… особенности.

Вот ребенок Мии обязательно что-то да унаследует. Потому что будет от Демарко. От мужчины древней крови. А его ребенок – неизвестно.

Надо будет проверять и смотреть. Нет, жениться Лоренцо все равно не собирался. Но если кровь спит – там проще. Там можно ограничиться обычным воспитанием. А вот если проснется…

Лоренцо осознавал, что Джакомо и Лаццо, и даже Зеки-фрай… его просто спасли! Ему невероятно повезло! Останься он в деревне, воспитывай их отец… сейчас Лоренцо мог бы уже умереть. И никто не понял бы почему. А Мия…

Мия ушла бы из дома. Или еще что похуже… Эванджелина, их прабабка, все же была не права. О своих корнях надо знать, тем более о таких. Но что ее судить? Она была стара, она устала, она похоронила многих и многих, она уже ни во что не верила, вот и унесла секреты с собой в могилу.

Лоренцо не допустит такой ошибки.

Шесть часов.

Мужчины сидели в библиотеке. Пили, разговаривали, старались не слышать и не слушать крики, доносящиеся со второго этажа. Сначала просто вопли. Потом проклятия и ругательства. Потом длинные стоны, словно наверху страдало и металось смертельно раненное животное.

Восемь. Двенадцать. Сутки… уже и стонов не слышно. И эта тишина пугает больше, чем самые страшные вопли.

Ньор Рефелли, который вошел в библиотеку.

– Дан Феретти, положение очень серьезное.

– Насколько? – В животе у Лоренцо возник и начал смерзаться ледяной ком.

– Нам придется выбирать: мать или ребенок.

Лоренцо окаменел. Страшный выбор. Жуткий даже…

– А сама Динч?

– Она в беспамятстве. Если не выбрать сейчас, умрут оба…

Лоренцо прикусил губу. Как тут выбрать? Вот как?! Если бы Динч могла… но решение придется принимать ему. Здесь и сейчас…

Решение… разговор с Мией…

– Ты беременна, а этот подонок…

Мия улыбнулась и погладила живот.

– Энцо… это же мой ребенок! Мое дитя… я его уже люблю.

– Даже несмотря на то, что сделал этот урод?

– Мой малыш не виноват. Малышка, как мне кажется… и я ее люблю. Я умру за нее, Энцо, если понадобится. Я уже люблю ее так, что самой страшно…

Мия не колебалась бы, выбирая между собой и ребенком. Энцо был в этом уверен. А значит, и Динч.

– Ньор Рефелли, спасите ребенка. Умоляю. Динч мне никогда не простит, если она выживет, а малыш умрет.

Марио медленно кивнул. Он ожидал такого ответа. Но… это был не первый случай в его практике. И лекарь поспешил наверх.

Минута, две… Почему-то иногда минуты становятся длиннее часов. И вот – детский крик…

Энцо переглянулся с остальными мужчинами. Фредо вздохнул, налил вина себе, подвинул второй кубок племяннику.

– Залпом.

– Спасибо.

– Ты правильно выбрал, мальчик. Это страшно, но… ты поверь, если б я выбирал… я бы то же самое сделал. Иначе меня жена растерзала бы потом на кусочки.

Паскуале кивнул. Зеки-фрай сделал сложный жест рукой.

– Судьба. Кисмет…

Лоренцо вылил в себя вино, не ощутив ни вкуса, ни крепости, – и отправился наверх.

Динч лежала под покрывалом. Бледная, черты лица заострились, волосы слиплись от испарины, но именно сейчас, в смерти, она обрела красоту и тихое достоинство.

В руках у ньора Рефелли копошился, попискивал маленький комочек.

– Дан Феретти…

Судя по лицу, ньор Рефелли ожидал худшего. Но чего?

– Что случилось, ньор?

Неужели ребенок родился… с клыками? Или когтями? Или еще что-то?

Ньор Рефелли выдохнул – и протянул Лоренцо ребенка. Тот взял маленький сверток. Такой хрупкий… страшно даже представить… и из свертка на него взглянули угольно-черные глаза. И орлиный нос, и черные, словно смоль, волосы…

Если это его ребенок… нет, вряд ли!

– Значит, она все же это сделала. – Зеки-фрай вздохнул рядом. Когда он только успел подняться наверх…

– Что сделала?

– Динч не могла забеременеть от тебя, как ни старалась. И решила попробовать один раз с кем-то другим… ну и, видимо, вот.

Лоренцо посмотрел на мертвую женщину. На малыша. Снова на Динч.

– Ньор Рефелли, вы же подтвердите в магистрате, что это мой ребенок? Дженнаро Феретти. Дан Дженнаро Феретти.

Марио молча поклонился. Такого благородства он не ожидал. Не ожидала его и Мария, которая вытирала слезы за ширмой. Останься Динч жива, за обман Мария сама свернула бы ей тощую шею. Но… она умерла, ребенок жив, и Лоренцо мог сделать с ним что угодно. Выкинуть в канаву. Сдать в приют, отдать монахам, нищим, на усыновление или просто убить… он не обязан давать свое имя чужой крови. Но все же…

Он это сделал. И не просто дал имя – усыновил.

Мальчик не просто вырос. Не просто стал мужчиной. Он настоящий человек.

К Мие Лоренцо смог попасть только спустя сутки. До магистрата – и то едва добрался…