Несколько дней она провалялась в постели с жаром, сквозь который всплывали, как яблоки в чане с водой, родительские голоса. Они прорывались сквозь недуг и сон, точно небо выглядывало сквозь об– лака.

– Яромир отказал.

– Не взял приданое.

– Зря Рожку продали, ох, зря…

– Продешевили. Когда теперь теленка купить сможем?

– Столько шкур продать придется и мяса…

– Может, кто другой замуж тебя возьмет, Руслана? Приданое есть, да неплохое…

– Надо узнать. Пойдем с отцом за тебя просить.

Руслана что-то лепетала сквозь сон, слабо протестуя. Просыпалась на печке, на мокрых подушках, сквозь силу пила целебные тягучие отвары из липы и меда да чаи с мятой и мелиссой, которые готовила Бояна, и снова засыпала. Обрывки чужих слов оттого казались размытыми сновидениями, как и происходящее вокруг – очередной небылицей.

Сердцецветы, Крашняна, побег Войко… Разве это правда было?

Когда Руслане стало немного легче, ломота в костях и слабость отступили, Бояна отправила ее выпаривать болезнь. Матушка встретила ее в предбаннике, и воспоминания волной нового жара нахлынули на Руслану, стоило ей зайти в тесное помещение. Здесь все так же пахло мылом и древесиной, только теперь было не зябко, а душно, а через щель под дверью из мыльни вился горячий пар.

– Никто не хочет тебя в жены брать. – Бояна помогла снять тулуп, накинутый поверх успевшей промокнуть от пота сорочки. – Мы с отцом почти весь Хрусталь обошли, ко всем неженатым парням и мужчинам заглянули. Даже к Косому наведались, – она покачала головой, а Руслана скривилась.

Косым звали холостого немолодого крестьянина, которому лет десять назад вилами рассекли добрую половину лица. Слепой на один глаз и черствый сердцем, он распугал всех соседей и теперь жил один на окраине Хрусталя. Никто уж и не помнил настоящее имя Косого, зато все знали, за что тот получил свои шрамы.

– Он же курощуп! – Руслана с возмущением всплеснула руками. – Да еще и на замужних девиц падок!

– Зато холост, – с обреченной холодностью выговорила матушка. И что-то в ее делано безразличном тоне, в пустом взгляде и опущенных руках подсказало Руслане – мать не одну ночь провела в слезах. Ей самой было тошно от того, на какую тропу чуть не толкнула дочь.

Насколько же плачевно положение, если родители готовы отдать ее лишь бы кому?

– К чему мне замуж сейчас так торопиться? Может, когда Войко вернется, все уладится?

– Некрас злится, – прошептала матушка. Сначала Руслане показалось, что это не Бояна сказала, а прошелестели сухие листья веника, который мать сняла со стены и протянула ей в руки. Но загнанный взгляд матушки, точно она опасалась, что Некрас прямо сейчас ворвется в предбанник, расставил все по местам.

– Опять клевещет на меня? – Руслана устало улыбнулась кончиками губ, села на лавку, отложила веник и принялась расплетать растрепанную косу.

Бояна, как скошенная травинка, почти без сил опустилась рядом. Заохала тяжело, и Руслане вдруг стало так страшно, что пальцы онемели.

– Матушка, никакие злые слова его не способны мне навредить. – Успокаивая их обеих, Руслана приобняла отчего-то дрожащие материнские плечи. – Может сколько угодно на меня народ травить, но все на места встанет, когда Войко вернется. Некрасу ой как стыдно будет!

Но лживая улыбка слетела с лица, как сухой лист, оборванный ветром, всего от одной фразы Бояны, сказанной глухо, с надрывом:

– Он палачей созывает.

Руслана резко отодвинулась от матери. В жаре предбанника ей вдруг стало так холодно, что хоть в кипяток ныряй. Палачами звали чародеев, охотников на злых колдунов и духов. Им самим князем было дозволено самостоятельно вершить правосудие.

Палачам не нужен суд и мнение бояр, которые в колдовстве ничего не смыслят. Они как собаки, которые бросятся на жертву, едва та зацепит их внимание. А что может привлечь палачей сильнее, чем громкий слух о ведьме, что на глазах у десятков людей растворила во вьюге неугодного жениха?

– Некрас сам сказал, что письма в столицу пишет и других на это подбивает. Александрит, должно быть, скоро атакуют почтовые птицы да гонцы из Хрусталя с гневными посланиями…

– Чтобы отправлять письма, нужно хотя бы уметь писать. То есть поддержать Некраса смогут только бояре да редкие крестьяне. Думаешь, многих он на свою сторону переманит?

Матушка промолчала и сцепила ладони в замок, чтобы хоть как-то скрыть дрожь в пальцах. Руслана смотрела на материнские руки, с тоской отмечая – Бояна похудела. Ее ладони уже не казались полными, и оттого в высушенную морозами кожу явственно вгрызались морщины.

– Если бы ты успела замуж выйти до прихода палачей, защитить тебя от них было бы проще. Муж бы подтвердил, что колдовства за тобой не замечал, и палачи бы уже не забрали тебя так просто.

– А ваших с отцом слов будет недостаточно?

Мать качнула головой, из ее строгой прически выбилась прядь седеющих волос.