В этот миг у меня в голове мелькнула мысль, что, может, я и не умерла вовсе, а просто слегка помутилась рассудком. Это было бы и понятно, учитывая все то, что со мной произошло за последние недели. И, надо заметить, этот вариант нравился мне гораздо больше смерти!

– Нет-нет, киска, ты все-таки умерла, – обрадовала меня старуха, подойдя ближе и радостно улыбаясь.

– Ну замечательно, – проговорила я, едва шевеля губами.

А баба Лида достала конфетку из кармана, невозмутимо бросила в рот и, повернувшись к пылающим крыльям Айдена и моим собственным, прищурилась.

– Как шпарит, а? Прям загорать можно.

– Бабуля, а вы что тут делаете? – осторожно спросила я, представления не имея, как себя вести.

– Знамо дело, что, – ухмыльнулась она. – Поболтать с тобой пришла. Как тебе мои сережки? Полезные оказались, да?

Она снова ухмыльнулась и на этот раз почесала черный бок своего попугая.

Тот каркнул и посмотрел на меня весьма красноречиво, жаль только, я не понимала, что означал этот взгляд, но озноб от него меня пробрал знатный.

– Да что ж тут полезного, бабуля? – хмыкнула я горько, отвернувшись и взглянув на неподвижного Айдена, что, зажмурившись и стиснув зубы, прижимался лбом к моему лбу. – Сережки ваши сожгли меня изнутри. И все… Теперь – все.

Комок застрял в горле, и я его поспешно сглотнула, стараясь держать себя в руках.

– Ну, все или не все, еще непонятно, – фыркнула старушка. – Не зря же я сюда пришла, в конце концов. А сережки все то время, что ты была в Райялари, накапливали для тебя мою тиарэ. Как человек, ты довольно слаба и, даже обладая силой драконьей крови, была почти не способна ею воспользоваться. Вот сережечки и пригодились, чтобы в нужный момент подстегнуть твои драконьи корни. Дать им выйти наружу…

Я едва слушала, что она говорит. Надежда всколыхнулась у меня в груди так быстро, что я сама не заметила, как подбежала к подозрительной старухе и схватила ее за руку.

– Я могу вернуться? Баба Лида, вы можете меня вернуть?

Та усмехнулась, а попугай так громко каркнул, что я с трудом не отпрыгнула в сторону.

– Я-то могу. Но захочешь ли? – прищурилась она, не подавая виду, что заметила, с каким подозрением во взгляде я убрала от нее руки.

– А есть какая-то причина, почему я могу не захотеть? – приподняла бровь я, чувствуя, что ответ мне не понравится.

Так оно и вышло.

– Может быть, потому, что вернуть к жизни я могу лишь дракона? – спросила она и снова закинула в рот конфетку, отвернув голову к одному из принцев. Кажется, это был Гленхейдлион с его ядовито-красными волосами, в которых растворились искры золота, и вечным раздражением в горящих глазах. Даже застывший во времени, он казался живым и с ног до головы наполненным желанием прикончить Оракула Шеллаэрде.

Баба Лида подошла к нему и старческой рукой с идеальным розово-алым маникюром пошевелила упавшие на его глаза пряди.

Само собой, мужчина ничего не заметил, так и продолжая сохранять неподвижность. Только кипящая ярость в глазах словно самую малость поутихла…

Или мне это лишь показалось.

– Вы хотите сказать, что раз я не дракон, то и вернуть меня вы не можете? – выдохнула я, стараясь скрыть болезненное разочарование. И снова бросив короткий взгляд на Айдена, что все еще сжимал в руках мое безжизненное тело.

Мне уже не столько жаль было себя… сколько его. Не обращающего внимания ни на что вокруг, даже на проклятого Оракула, что занесла над ним пугающий черный кинжал.

Ведь он мог оглянуться! Мог одним движением огромного огненного крыла смести это немертвое чудовище прочь. Спастись. Я была уверена, что он мог!

Но не хотел. Он опустил веки, за которыми скрывался огонь, и просто укрыл меня собой. А наши странные колдовские крылья стали коконом…

Саркофагом, в котором мы оба вот-вот должны были оказаться похоронены.

– Нет, – внезапно покачала головой старая женщина, привлекая мое внимание. – Я хотела сказать только то, что сказала. Я могу воскресить дракона, ведь я их мать. Это мне по силам. Любой, в ком течет хоть капля моей крови, может воспрянуть, наследуя часть моей тиарэ, обретая крылья. И в тебе есть моя кровь, Селина.

Она резко повернулась ко мне, и ее взгляд стал острее. Слишком острым, пронзающим насквозь. Никогда прежде я не чувствовала ничего подобного. Словно кто-то пытался проникнуть в меня, разглядев саму душу.

Только вот я уже была душой. Открытой, не умеющей скрыть хоть что-нибудь от чужих глаз.

– Тогда сделайте это, ведь вы пришли для этого, правда? – проговорила я, снова шагнув к этой женщине, которую, как мне думалось, я знала всю жизнь. И как теперь оказалось, которую я не знала вообще.

Баба Лида не произносила ни слова несколько мгновений. Она молчала, глядя на меня, не отрываясь, а в ее глазах я внезапно будто вживую увидела отблески алого рассвета.