О, как наглядно я познала истинный смысл этой поговорки. Раньше-то я считала по-другому. Мол, как это информация может быть во вред? Больше знаний – больше преимуществ! А теперь…

Здравый смысл робко пытался утешить меня. Хорошо, что ты, Лара, узнала об этом сейчас, а не через пару лет. Правда?

Но сердце не желало слушать. Я влюбилась. Изо всех сил. Действительно как будто отдала часть себя. Проросла в Яна всей своей сущностью. Привыкла считать его своим. Успела распланировать жизнь вперед на много лет. Как-то утвердилась в мысли о том, что это моя судьба. Моя настоящая судьба.

Странно. Ужасно странно, что я не задумывалась об этом, по сути. Но уже, оказывается, решила внутри себя. Как будто что-то щелкнуло. Как будто пазл сошелся. И теперь…

Теперь что, придется вырывать его из сердца? С мясом и кровью?

На этой мысли меня начинало трясти, и слезы снова лились и лились.

Не-хо-чу. Не-мо-гу.

«Но надо!» – гнул свою линию внутренний голос. Надо же. В кои-то веки выступал на стороне разума.

Надо. Но как?

Сказать демону: «Мне надо немного подумать перед свадьбой, давай сделаем паузу?» Или: «Ты обещал мне, что отступишься, если я попрошу?»

Ага. И где гарантия, что он согласится?

Где гарантия, что он послушается меня?

И вот тут на сцену выходила другая мысль. Сладко-ядовитая. Может, оставить все, как есть? Если он сказал Мышке правду… То чего стоит пара лет жизни в сравнении с настоящей любовью? Не очень-то большая плата. Не очень.

«А если он врал? Если он соврал кошке так же, как соврал тебе? – не унимался внутренний голос. – Если он выпьет у тебя не год и не два? А три, четыре, пять? Если он натурально сожрет тебя… А ты и рада, да?»

Нет, не рада. Ничему не рада.

Какой выбор ни сделай, он окажется болезненным.

Когда не можешь ни уйти, ни остаться. И ничего не выбирать тоже нельзя. Ведь не может монета вечно вращаться на ребре. Орел или решка. Да или нет.

В конце концов слезы кончились. Не потому, что мне стало легче. Я просто устала плакать. Навалилась какая-то безысходность.

«Ладно, – решила я. – Подумаю об этом вечером. Сейчас надо успокоиться и ехать домой. И уже там выбирать… Плюс-минус мгновение ничего не решает. В контексте нескольких лет жизни. Так?»

У меня даже получилось нацепить на лицо маску «все нормально», когда я зашла в квартиру. Хотя она все равно не сработала. Ян тут же спросил:

– Что-то случилось?

– Да, – выдавила я. – Отец был… не очень рад. Все эти скоропалительные свадьбы, бу-бу-бу, а ты точно не залетела? А он точно нормальный?

– И что ты ответила?

– Нет, не залетела. Да, нормальный. – Я обняла демона, потом протиснулась мимо него в коридор. Спросила безразличным голосом: – Как там Мышка? Все еще скрывается?

– Не знаю, – ответил Ян. Я оглянулась и посмотрела в его абсолютно честные глаза. – Наверное, опять в комнате у Женечки сидит.

– Наверное… – пробормотала я.

Днем я так и не решилась заговорить с ним.

Вечером тоже.

Решила, что утро вечера мудренее…

Через три дня смелости у меня так и не прибавилось.

15.4

Каждый вечер я твердо убеждала себя в том, что грядущая ночь – последняя. И как только наступит утро, я найду в себе силы поговорить с демоном. Просто поговорить. Вдруг поможет и не понадобится никаких крайних мер? Расстанемся, как обычные люди. Ведь расставание – это вовсе не трагедия… Главное – не психовать, а конструктивно общаться. Кажется, так говорят психологи, да?

Но все слова из умных статей и книжек, советы «как пережить расставание»… Ничего не работало. Заранее не работало. Мне было чуть ли не физически больно думать об этом.

Мои ночи были пронизаны щемящей нежностью и чувством утраты. Наши ночи. Когда думаешь, что больше никогда не сможешь прикоснуться, поцеловать, обнять, соединиться с ним… Чувства обостряются во сто крат. Стирается грань между болью и удовольствием. Я не могла надышаться его дыханием, насладиться его вкусом, согреться его теплом. Обнимала крепко, насколько хватало сил. Прижималась к горячей влажной коже, двигалась так, будто мы одно целое, забывалась у него в руках…

А потом наступало утро, и решительность покидала меня. Совсем.

Сначала я говорила себе, что не стоит портить завтрак печальными разговорами, потом время катилось к обеду, и мы слишком уютно молчали, чтобы это молчание разбивать на осколки. Ну, за обедом точно не стоило портить настроение – ни себе, ни Яну… Потом я забывала о своем решении. Вспоминала только за ужином, но там и до ночи недалеко, и я откладывала объяснение на утро.

На четвертый день к вечеру я все же сделала попытку вырваться из этого круга умолчаний.

– Послушай… – Говорить мне было тяжело, как будто слова превратились в огромные камни. И чтобы произнести каждое, надо было затащить его на вершину горы. – Я тут подумала…

– Что? – улыбнулся Ян.

– Говорят… для остроты ощущений…