Нефрит чувствовал, что, скорее всего, его глаза прямо сейчас наполняются ядовитой зеленью Красной матери. Смешно подумать, паучью богиню звали «красной», но среди шаррвальцев считалось, что ее сердце состоит из священного зеленого хризопраза. И теперь его собственный цвет – цвет, который был с ним с рождения, окрашивая глаза и хвост, – теперь стал для него проклятым.

Зато в Стеклянном каньоне это было еще одним подтверждением его священной роли. Его избранности.

Нефрит поднял веки, и камень вокруг вспыхнул ядовитыми отблесками колдовского хризопразового цвета.

Еще немного – и будет поздно. Вероятно, навсегда.

Он посмотрел сквозь отверстия в стене на девушку, которая ворочалась на огромной кровати, и стиснул зубы, безуспешно глуша чудовищный голод, накрывающий его с головой. А затем коснулся ладонью стены.

Эвиса не должна была расплачиваться за его проклятие. Но… похоже, у нее не было выбора.

По холодному камню пошла легкая, едва заметная рябь, а затем на стене начали повляться странные гранитные прожилки. Тонкие, трудно различимые, но, если приглядеться, они имели белый, переливающийся жемчугом цвет.

Прожилки увеличивались, расходясь от ладони Нефрита в разные стороны. Они росли и утолщались, пока не проникли сквозь стену и не исчезли на другой ее стороне. Уже там они вновь сделались тонкими и прозрачными, колыхаясь в воздухе, как… громадная сеть паутины, нависшей прямо над кроватью Эвисы.

В этот момент девушка как раз повернулась, словно пытаясь открыть глаза, мучимая бессонницей. И тут паутина упала на нее и растворилась мягким дымом, исчезнув, втянувшись в женское тело, мягкую перину и одеяло.

Эвиса уснула крепким беспробудным сном.

Никто во всем мире не видел, как на привычную темноту теларана Стеклянного каньона опустился ватный колдовской мрак. Он стелился густым облаком, распространялся вокруг, как пряный, горячий дым, как туман, от которого не скрыться и не спрятаться.

То была сила, которую не мог в полной мере осознать никто из живых, потому что принадлежала она лишь богам. Тому древнему и непознанному, что много тысячелетий назад создало сам мир, наполнив его золотом песков, блеском солнца и чернотой каменных пещер. Светом страсти и тьмой голода.

Эта сила никогда прежде не появлялась среди живых, и никто никогда не смог бы догадаться, чего она желает. Чего добивается, иногда порабощая и искажая мысли и чувства, а иной раз заставляя, толкая за черту.

Джерхан знал эту силу и ненавидел. Но так же, как и другие, не понимал.

Он шагнул в комнату, где спала Эвиса, чувствуя, как тьма ластится к его рукам, как зовет и манит быть тем, кем ему было предназначено стать. Но он не поддавался, из последних сил просто наблюдая, как мирно спит его ала, утопая в мягкой перине громадной постели.

Как бабочка, утонувшая в коконе из паутины…

Его глаза горели. Теперь уже он совершенно четко ощущал жгущую привычную боль под веками, боль почти приятную, означающую, что хризопразовое пламя полностью заполнило радужки.

Почему он до сих пор в человеческом теле?..

Мысли блуждали в голове, как одинокие призраки, летающие над спящим городом, скрытым черным плащом ночи. Хитиновые пластины в основании живота стали ярче, с каждой секундой они проступали все сильнее. И все же он еще шел на двух ногах, хотя уже и с трудом осознавал это.

В его глазах была лишь Эвиса. Он видел ее хрупкое обнаженное тело, с которого слегка сполз стыдливый покров одеяла, ее худые плечи, манящий изгиб красивой шеи и чуть углубленную линию позвоночника, до которой хотелось дотронуться. Так сильно, что сдерживаться было почти невозможно.

Ладони горели, кончики пальцев покалывало.

Эвиса лежала на боку, спиной к нему, подложив под голову согнутую руку. Нефрит сел на постель рядом с ней, не опасаясь, что она очнется, не думая об этом. Он уже почти не осознавал себя тем, кем был на самом деле. В его голове смешались две сущности, бурля и перетекая одна в другую, как масло и вода, взаимодействуя, но не смешиваясь. Без малейшего шанса стать одним целым, но лишая возможности нормально соображать. Лишь одна-единственная общая цель вдруг временно связала две противоборствующие субстанции – Эвиса.

Они оба хотели ее. И стоило на миг затаить дыхание, закрыть глаза, попытавшись сделать паузу, попробовать избавиться таким образом от наваждения, как, вновь открыв глаза, Нефрит ощущал, что наваждение стало лишь больше.

Тьма рвалась с кончиков пальцев, и он уже не мог ее контролировать. Он протянул руку вперед в коротком, болезненном желании прикоснуться к Эвисе. Дотронуться до ее кожи, еле заметно провести по шелку персикового загара.

Джерхан так давно не видел загар хоть на ком-нибудь. А он так шел Эвисе…

Вот только стоило ему дотронуться костяшками пальцев до лопатки девушки, как из центра его ладони хлынул паучий дым. Отрава Великого Айша.