Но ей никто не ответил.

А Неями, к которой тут же бросились слуги и сам первый жрец Ильхамес, нахмурилась, прижимая руку к окровавленному боку.

– Где была ты, что произошло? – выдохнул жрец, касаясь руки Неями и подзывая лекаря, который, к сожалению, уже был не нужен Айяале.

– Напали на меня, – проговорила та, вставая на ноги. – Ночью вчера, едва я платье передала для Айяалы. Сбежать мне удалось лишь благодаря моим паукам. Я спряталась в камнях, всю ночь боясь укрытие покинуть. Спасибо Шерити и Меланею, они нашли меня и вывели. Сказать должна была я, что готовится переворот! Но, вижу, не успела…

Она посмотрела на склоненную и неподвижную фигуру Айша и опустила голову. По ее белым щекам медленно потекли слезы.

В этот момент к ней подбежал лекарь, пытаясь рассмотреть ее раны, но она небрежно оттолкнула его.

– Не нужно, рана неглубокая, убийц кинжал прошел вдоль ребер. Остальное сделают мои братья и сестры. – Она вдруг подняла руки, и все увидели, как платье на ее талии вдруг зашевелилось. И то, что казалось тканью с красными камушками, обратилось самыми настоящими маленькими паучками. Они, как вода, перетекали к ране, опутывая ее, заклеивая. И через несколько мгновений кровь на платье исчезла, а рану перестало быть видно.

Сама Неями никак не прокомментировала это, вновь устремив скорбный взгляд на тело Айяалы.

В этот момент за руку ее схватил Ильхамес, крепко сжав и заглянув в глаза.

– Зачем ты в свадебный наряд вплела ладуилл? – спросил он, сжав зубы.

И те, кто стояли рядом, заметили, что один глаз его на миг стал зеленым. Впрочем, почти сразу же наваждение исчезло.

Неями не отвела взгляда.

– Вечером, когда делала я наряд для Великой Айяалы, принесли мне ткань новую. Которую Айяала не одобряла. Ткань эта была красиво выделана и обработана способом новым и интересным. Нити ладуилла сверкали как серебро настоящее, а зеленые стебли, из которого было соткано полотно, давали зеленоватый оттенок священного хризопраза. Вместо привычного серого, что дает обработка всегда… Мне сказано было, что эта ткань станет священным символом Красной матери и всего каньона. Что обязана я вплести ее в наряд, дабы отдать дань священной нашей богине и всем шаррвальцам, что используют ткань эту ежедневно.

– Кто?! – не выдержав, закричал Ильхамес. – Кто этот приказ тебе отдал?!

Он начал трясти ее за плечи, чего никогда прежде ни с кем себе не позволял. Но Неями, что привыкла держаться благородно и отстраненно, никому не давая дотронуться до себя, даже словом не осадила его. Она только неотрывно глядела в горящие глаза жреца, пока с ее губ не сорвался ответ:

– Ткань мне принесли пауки. С запиской от вас, первый жрец…

Ильхамес ошарашенно отступил на шаг назад.

Неями тем временем достала из-за пазухи лист пергамента, скрученный в трубочку, и подала Ильхамесу.

– Теперь понимаю я, что не вы то были. Но теперь уже не изменить ничего…

По ее щекам все еще катились слезы, которые было так странно видеть на бесстрастном лице мастерицы. Они были на нем будто чужими, ведь губы женщины не дрожали, крылья носа не шевелились, нервно захватывая воздух, как бывает, если человек плачет.

И все же она плакала.

Ильхамес нервным взглядом пробежал строки письма, которое никогда не выходило из-под его пера. И не знал, что сказать.

– Какой же смысл в этом всем? – всхлипнула Шерити, что прижимала к себе мальчика с пауком. – Кому же не угодила наша Айяала?.. – спросила она и чуть тише добавила: – Такая хорошая девочка была…

И тоже опустила голову, громко втянув воздух через мокрый нос.

– Возможно, тем же, кто хотел Великого Айша убить, – проговорил тогда Ильхамес, сдвинув брови. – Перед смертью Айяала сказала, что готовилось покушение. И назвала имена…

Он бросил взгляд через плечо на две фигуры, застывшие под священным древом. И отвернулся.

Он не хотел тревожить скорбь Великого Айша, но не мог припомнить сказанные Эвисой имена. Он их почти не слышал.

– Наверняка так и есть, – раздался чуть в стороне тонкий и звонкий голос царицы Фелидархат, которую со всех сторон окружали слуги и стражники. Девушка вытирала красные глаза платком. – Это страшное преступление и враги каньона должны быть наказаны! Я слышала имена, что произнесла Айяала. Это Атон и Хатис.

И едва эти слова сорвались с ее губ, как громкий шепот прокатился по каньону.

– Я знаю только двух мужчин с такими именами, – продолжала царица, вытирая слезы и поворачивая голову к теларанским тысячникам, что стояли чуть в стороне, прямые и широкоплечие, твердые, как каменная стена. Вот только и среди них поднялся ропот, когда все взгляды устремились к двоим. – Схватить предателей! – раздался ее громкий приказ.