– Я завернула в одеялко тебя, которое на последний мешок сухих грибов выменяла. Красивое оно было, все камушками по бокам расшито. Я и имя твое написала на шейсарском, как тогда еще живой жрец Акенатер научил меня. «Хрусталька» там написано было, доченька моя… «Хрусталька»…

– А тетя звала меня Талькой, – тихо вспомнила я. – И одеялко она, кажется, разрезала пополам, чтобы продать… дважды. Но затем одну половину решила оставить. Мне показывала, как там было написано «Талька», мол, это она для меня вышивала прозвище мое… Но потом и эту половину продала.

– Все в прошлом уже, в прошлом, – проговорил папа, и я заметила, что он тоже с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться, как мы с мамой.

Джерхан куда-то предусмотрительно испарился, но я была ему даже благодарна.

В этот момент у меня перед глазами за зеленой пеленой вдруг вспыхнуло старое воспоминание, о котором я позабыла на долгие-долгие годы.

Мне было около трех лет, и тетя, как всегда, звала меня Талькой. Просила заправить пять кроватей и покормить куриц, пока она готовит обед на всю семью.

Я выбежала на улицу, а там мне навстречу вышла красивая женщина с огромным, искрящимся на солнце хвостом. Я не могла отвести от нее глаза, потому что никогда не видела мираев прежде, а здесь одна из них предстала передо мной во всей красе.

Она была уже немолода, и ее лицо пряталось за легкой полупрозрачной тканью. Одни глаза светились золотом и рубинами в обрамлении длинных черных волос. Одета незнакомка тоже была очень дорого и богато, у нас в провинции таких не встречалось.

Женщина подползла ко мне, а я, раскрыв рот, следила за движением ее красивого хвоста, унизанного драгоценными кольцами. Она склонилась ко мне, обхватив теплыми пальцами мой подбородок, и взглянула так, что все внутри на миг будто остановилось. А потом проговорила, странно шипя, но я не до конца поняла, что это она такое произнесла. А сейчас из недр памяти ее слова всплыли ярко и звонко, будто все случилось пару секунд назад:

«Эвиссаэш… Эвиссаэш шерис Айясаара… Эвиссаэш…»

Тетя Ливи увидела лишь конец этой сцены и с тех пор стала звать меня Эвиса. Поговаривали, что той женщиной была какая-то провидица мираев.

– А что значит это, интересно? – спросила мама с любопытством.

– Это значит «Сокровище», – проговорил с порога Джерхан, который словно бы никуда и не уходил. – «Эвисаэш Аясаара» – означает «Сокровище Серебрянного города». А «шерис» – обозначение царской крови.

– Но что она имела в виду? – удивилась уже я.

– Полагаю, именно то, что и было сказано. То, что ты – сокровище и царская кровь Аясары.

– Но тогда еще не было Аясары, – широко распахнула глаза я. – Да и я никакая не царская кровь. Ты знаешь, что это была за провидица?

– Понятия не имею, – пожал плечами Джерхан. – Видеть будущее считается невозможным, поэтому у нас никогда не было официальных оракулов или провидиц. Но я как раз не думаю, что та мирайя ошиблась.

В комнате воцарилась многозначительная пауза. Кто же это пришел ко мне тогда, в детстве, оставалось совершенно неясным.

– Ну, главное, что ты с нами наконец, моя Хрусталька, – снова всхлипнула мама и обняла меня. – А теперь и внуки есть у нас. Такое счастье, хвала Красной матери! Кионей, слышал ты? Ты ведь дедушка теперь!

Она засмеялась сквозь слезы.

И папа тоже улыбнулся. А следом и мы с Джерханом, и Актор, который все это время молчаливо стоял в углу, словно опасаясь подойти. Но я подозвала его рукой, и он тоже подбежал к нам, чтобы обняться.

А потом мама тихо выдохнула, словно пытаясь выплеснуть все, что наболело за многие годы:

– Мы ведь не забывали тебя никогда… Вспоминали день каждый нашу девочку и больше никогда не заводили детей, боясь, что голод и отсутствие лекарств убьет всех нас или снова придется самое дорогое отдать. Как тебя…

– Больше вы никогда не будете голодать, мама, – проговорила я, чуть отстранившись и улыбнувшись.

Мама улыбнулась в ответ, вытирая слезы.

Я повернула голову в сторону выхода, где, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, стоял Джерхан. Он тоже улыбнулся мне и кивнул.

Потому что я не солгала. В Айясаре больше никогда никто не голодал.

* * *

Прошел еще год.

– Горячо, Джер, – выдохнула я, чувствуя, как огонь подбирается все ближе. Как уже жжет кончики пальцев, с которых в землю утекает магия, словно вытягивая из меня все жилы.

– Еще немного потерпи, сокровище, – проговорил царь, плотно прижимая меня к своей груди. Я чувствовала спиной сквозь тонкую ткань его обнаженную грудную клетку и тяжелую цепь с огненным кругом – знак луноворота и символ власти в Айясаре. Обычно теплое от кожи Джерхана золото сейчас казалось холодным, настолько жарко было вокруг, настолько горела я сама.