В воздухе запахло чем-то тонким, едва различимым, но очень вкусным. И снова я с удивлением поняла, что аромат масла не был привычным – сладким или цветочным. Таким, какой никогда не стали бы использовать мираи. В аромате смешалось что-то травянистое, с нотками речных кубышек, которые пахли не как цветы, а скорее как нечто дикое и пьянящее, будто русалочье колдовство. А еще в нем проскользнули нотки вина и полыни.

Я начала чувствовать себя слегка пьяной. От прикосновений, от запаха, от ощущений, которые были так далеки от ужасных пыток, что могли бы выпасть на долю рабыни.

В голове все путалось. Жар смешал мысли, сделал плоть податливой, голодной. Затуманил разум и обострил чувства.

И мне уже было не страшно представлять, что там, за поворотом головы, не совсем человек. В конце концов, мало ли нечеловеков я видела в Шейсаре с самого детства? Хвостатых нагов, крылатых дракайнов и гарпий, носатых гоблинов, смертоносных сирен или пугающих огров. Чем один отличался от прочих?.. Разве что отсутствием у меня привычки.

Но теперь в голове впервые мелькнула мысль, что я хотела бы повернуться, коснуться кончиками пальцев длинных паучьих ног… Кажется, они блестели, словно полированный камень. Интересно, и на ощупь они такие же гладкие, словно драгоценность?..

Но долго раздумывать об этом мне не удалось, потому что ладони Великого Айша то и дело перемещались вниз. И если одна уверенно вдавливала меня в перину где-то в районе лопаток, расслабляя мышцы и невозмутимо касаясь каждого позвонка, то другая уже полностью оккупировала то, что было пониже спины.

С каждым мгновением в комнате словно становилось все более душно. Жарко, горячо. Простыня сбилась, платье, от которого я не могла избавиться, прилипало к телу, мешало, сдавливало руки, будто превратившись в путы, прочно удерживающие меня в одном положении. И лишь спина и бедра оставались обнаженными под властью мужских рук.

Одна из них снова скользнула в ложбинку бедер, вырвав из горла сдавленных хрип. Я прикусила подушку зубами, чувствуя, как бесстыдно движутся пальцы Джерхана по самому чувствительному бугорку, проникая между влажных складочек легко и непринужденно. Словно так и должно быть.

И мне уже было трудно дышать. Руки, сжавшие ткань, подрагивали. Мне было не просто трудно повернуть голову, но теперь еще и стыдно оттого, что прикосновения Айша мне так нравились. Оттого, что я не могла поговорить с ним, словно боясь взглянуть, но не могла и оттолкнуть. Даже попросить не трогать меня была не в состоянии, потому что не хотела просить!

Меня все устраивало.

И едва эта мысль проникла в затуманенный разум, как молния, как выстрел из колдовского жезла, принося небывалое понимание правды, как меня накрыло ураганным удовольствием. Тело выгнулось дугой, я задрожала, тихо выстанывая что-то в искусанную подушку. И, кажется, лишь через бесконечность времени сумела успокоиться, восстановить дыхание и способность более-менее нормально соображать.

Только руки Великого Айша продолжали скользить по телу. Он все еще касался меня, поглаживал. Теперь медленно и нежно, и каждое его движение, как ни странно, уже не смущало. Успокаивало.

Он не перестал трогать меня, и это рождало внутри удивительное ощущение… гармонии.

Поэтому я собралась с силами и заставила себя повернуться.

И поняла, что мне не страшно.

В полумраке комнаты, в танцующем свете огня из пасти каменного солаана на меня глядели раскаленно-зеленые глаза.

Я осторожно сглотнула, стараясь не выдать беспокойства, застывшего на кончиках подрагивающих пальцев, на губах, искусанных, припухших. И наверняка – в глазах.

Айш смотрел на меня, присев на край кровати огромным паучьим телом. Большая часть его ног стояла на полу, но одна оказалась перекинута через меня…

Я медленно моргнула, боясь сделать хоть одно лишнее движение. Наверное, со стороны это смотрелось ужасно. Но я опасалась произвести еще более отвратительное впечатление, боялась, Джерхан подумает, будто вот такой он мне… отвратителен.

А ведь это было не так! И как, должно быть, ужасно думать, что твое тело отвратительно. Как ужасно видеть в глазах окружающих ненависть, отторжение и страх. Видеть и не иметь возможности хоть что-то изменить.

Я не хотела, чтобы он думал, будто я такая же, как и остальные Шейсарки. Я никогда не была такой же.

Так почему же теперь мне так трудно?..

Я глубоко вздохнула, потому что поняла: мужские руки больше не касаются моего тела. Великий Айш смотрел на меня, а я смотрела на него, и мы были как два зверя, которые ждали, кто же сдастся первым. Только Айш явно ждал, что я испугаюсь, закричу. А я… ждала, что вот-вот сдуру сделаю ему больно.

Возможно, Джерхан и не вспомнит того, что тут происходило. А существо, с которым я нахожусь рядом, не может испытывать эмоциональную боль, кто знает?..