– Он мне все рассказал, когда дарил мне амулет. Было бы странно, если бы он этого не сделал. – Она отвечала так, будто во всех этих невероятных событиях не было ничего удивительного, не было этой бешеной скачки через мост, обрывающийся на середине, и привычный мир не был перевернут с ног на голову.

Как будто ее возлюбленный не был повелителем Волшебной страны.

– А ты не могла мне все это раньше рассказать? Я имею в виду, о нем?

– Имоджен. – Она встряхнула очередное трико, прежде чем повесить его сушиться. – Смею заверить, он не применяет магию, когда мы вместе.

– И все равно, почему ты об этом молчала? Я имею в виду, не о Гэвине, а обо всей этой истории с данью?

– Я думала, что Бет тебя во все посвятила. Ты даже глазом не моргнула при виде моего амулета. И была одета для верховой езды вчера вечером. – Она повесила оставшееся белье и взглянула на меня. – Понятно. Ты ничего не знала.

– Абсолютно ничего. Ни о фейри, ни о дани. Ну и куда я после этого гожусь со всеми своими сказками? – Я прислонилась к стиральной машине, внезапно почувствовав смертельную усталость и тяжесть во всем теле, словно кости налились свинцом. – Я просто думала, что кулон в виде песочных часов означает лишь возможность провести дополнительное время в «Мелете», и получать бесплатно милые безделушки на Ярмарке.

– Ты можешь от него отказаться, – сказала Марин. – Никто не заставляет тебя туда отправляться.

Я чуть было не спросила ее, что случится с фейри, если избранный откажется перебираться в их мир, но поняла, что это глупый вопрос. Всегда найдутся люди, готовые пойти на эту сделку.

Например, я.

Несмотря на то, что мой мир перевернулся за последние несколько часов, и я чувствовала себя потрясенной, я твердо знала одно – если у меня появится такой шанс, я без раздумий отправлюсь туда. Как сказал Эван, никакие ловушки, никакие хитрые условия договора не имели значения, любые последствия меркли в сравнении с тем, что я могла получить, если магия фейри поможет мне достичь невиданных высот в моем творчестве.

– А ты бы согласилась? – спросила я у Марин. – Если бы стала избранной?

– Да, – ответила она без малейших колебаний.

– Но… ведь это означает целых семь лет без танцев, Марин. – Я не слишком хорошо понимала ее переживания по поводу годового отсутствия на сцене из-за «Мелеты», но даже мне было ясно, что перерыв в семь лет губителен для карьеры балерины. Ведь это означает отсутствие возможности заниматься, да и безжалостное время берет свое. Это совершенно недопустимо. Как можно вообще рассматривать такую возможность?

– Гэвин говорит, что там время над нами не властно. Так работает их магия. И когда я вернусь, то смогу нас спасти. Смогу сделать так, что дорогая мамочка и близко к нам не подойдет.

– Марин, о чем ты? Как это может повлиять на отношения с ней?

– Как, по-твоему, Имоджен, что означает успех? – Голос Марин звучал тихо и резко. – Я имею в виду, настоящий успех, когда ты среди лучших в своей профессии, и все признают, что твое имя навсегда войдет в историю искусства? Это не просто слава. Это все, что к ней прилагается, включая деньги и власть.

– Замечательно. И все же я не понимаю, каким образом это заставит нашу мамашу держаться от нас подальше. Ведь речь идет о женщине, которая всегда умела заговорить всем зубы и обладает уникальной способностью беспрепятственно проникать за кулисы и проходить мимо охраны в общежитии. Как бы мы ни старались тому воспрепятствовать.

Действительно, так каждый раз и происходило. Она разливалась соловьем, рассказывая душещипательную чушь. Например, что у меня день рождения, и она хочет сделать мне сюрприз. Когда я предупреждала людей, что это ее любимая уловка, она изображала раскаяние и лила крокодиловы слезы – якобы, она понимает, что обидела меня, и хочет извиниться за все. Непременно находился кто-нибудь сердобольный, кто ей верил, и двери перед ней неизменно открывались.

– Я знаю, что она вытворяла с тобой то же самое, – сказала я.

– Конечно, но когда у меня будет достаточно денег, чтобы самой платить охране, или швейцару, которые будут знать, что я могу уволить их, если они ее пропустят, согласись, это будет совсем другое дело.

Хотела бы я ей поверить. Но уже много раз до этого верила, что, наконец, освободилась от мучительницы, и каждый раз ошибалась. Наша мать всегда умудрялась найти нас и появиться в самый неожиданный момент, как всегда, пытаясь отравить нам жизнь. Иногда мне даже казалось, что мы с сестрой никогда не будем в безопасности, пока она не умрет.

– Так оно и будет, поверь, – повторила Марин, беря меня за руку. Ее шрамы побледнели, и я могла их заметить только потому, что знала, что они там были. Мои же, напротив, отчетливо выступали на коже. Держа ее за руку, я чувствовала, что моя ладонь горит в том месте, где была обожжена.

В тот же день после обеда я постучала в дверь домика Бет, и теперь стояла, сунув руки в карманы куртки, чтобы спрятать их от ноябрьского холода.

– Имоджен. Я ждала тебя. Проходи.