– Следовало ожидать! Бедро страшно болит, – сказала Марин, прижимая руку к левой ноге. Она когда-то упала и сильно ударилась, отрабатывая па-де-де на занятиях, и хрящ тазобедренного сустава треснул. Старая травма давала о себе знать в холодную и ненастную погоду сильными болями.

Все наши телефоны одновременно запищали. Пришла рассылка, что надвигается сильная метель, и что во все дома обитателей «Мелеты» были доставлены необходимые запасы.

– Я всегда мечтала оказаться в домике, занесенном снегом. Купание в снегу, горячий шоколад и все такое. Это будет просто замечательно, – сказала Ариэль.

– Ариэль, дорогуша, откуда ты родом? – спросила Марин.

– Из Майами. Никогда в жизни не видела снега!

– Ну-ну, продолжай верить, что метель это сущий кайф, – произнесла Марин, входя в дом.

– Непременно, – парировала Ариэль. – Мой энтузиазм неподвластен воздействию холода и сарказма.

Я решила приготовить большую кастрюлю супа, который можно долго помешивать на медленном огне. Ариэль разожгла камин, и когда в небе поплыли первые снежинки, мы с ней вышли на улицу. Счастливо улыбаясь, она ловила их языком и кружилась, пока ее волосы не запорошило снегом.

– А ты можешь станцевать вальс снежинок из «Щелкунчика»? – спросила она Марин.

Марин закрыла глаза и застонала, изображая агонию.

– Разве что в страшном сне! А почему ты меня об этом спрашиваешь? Я-то думала, мы с тобой друзья.

– А что не так со «Щелкунчиком»? Мне этот балет нравится! Каждый год на него хожу.

– Не только ты! Все на свете на него ходят! Каждый божий день в декабре. И так каждый год, твою мать. В этом-то и проблема. Убеждена, ад – это вечность, в которой тебя заставляют танцевать снежинку в «Щелкунчике».

– Не хочешь ли ты сказать, что это все равно, как если бы ты попросила меня спеть песню «Мое сердце будет биться дальше» из «Титаника»?

Марин кивнула.

– Именно. Я станцую снежинку, только если ты это споешь!

– Да ни за что на свете, черт возьми! – Они посмотрели друг на друга, изобразив крайнее отвращение. Я расхохоталась.

С каждым часом небо становилось все темнее, снегопад усиливался. Мы зажгли свечи и фонарики во всем доме.

Елена тоже вышла в кухню и достала большую миску.

– Попробую по примеру Имоджен бороться со стрессом при помощи готовки. Ненавижу такую погоду!

Она напекла целый поднос крекеров к супу, и мы принялись за поздний обед.

Сильный порыв ветра сотряс дом, с завыванием проникая под дверь, стекла задребезжали. Вторая атака не заставила себя ждать. Елена съежилась от страха. С третьим ударом свет в доме погас.

– Сдается мне, что после всего этого я перестану выражать восторги по поводу снегопада, – содрогнувшись, прошептала Ариэль. Она поплотнее закуталась в шарф, который так и не снимала с плеч целый день.

– Все будет хорошо, – сказала Марин. – У нас полно дров, в кладовке есть запасные одеяла. Мы наслаждаемся горячей едой – твои крекеры, Елена, просто великолепны, – так что, переживем.

Порыв ветра снова сотряс стены дома.

– Как же я это ненавижу, – произнесла Елена. – В такую метель чувствуешь себя погребенным заживо.

– Поэтому нам нужно придумать какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься, – предложила Марин.

– На самом деле, есть одна идея. Подождите-ка. – Я схватила фонарик и пошла наверх в свою комнату, чтобы принести таинственные письма.

– Вот, посмотрите. Я нашла их еще в сентябре, когда мы здесь поселились. – Я положила пачку писем на стол. – В начале они просто показались мне довольно любопытными, а потом я догадалась, что, кто бы ни была эта самая Дж., Томас, которому она писала все эти письма, в то время отбывал свой срок в Волшебной стране в качестве дани.

Я развязала ленту и раздала письма всем присутствующим. Некоторое время слышался только шелест бумаги, а потом раздался возглас:

– О, нет. Не может быть. Вот черт!

– Елена, в чем дело? – спросила я.

– Мне знаком этот почерк! И я точно знаю, кто эти люди. Это мои родители. – Ее голос дрожал, как оконное стекло под порывами ветра.

– Дайте мне остальные письма, – потребовала она.

Ариэль, Марин и я протянули ей письма, чтение которых неожиданно перестало быть развлечением в зимний вечер, попыткой найти разгадку тайны в настольной игре.

Елена принялась читать письма, закусив губу так сильно, что показалась кровь. Она потерла губы тыльной стороной ладони, размазав кровь вперемешку с помадой, казавшейся почти черной в свете свечей.

– Дж, – это первая буква в имени «Дженет». Дженет Томас, моя мать.

Это была первая неожиданность. Но нас поджидали и другие.

– Я никогда не встречалась со своим отцом. Он бросил мать, когда она была беременна. Ну, не то, чтобы бросил… В то время она жила в Волшебной стране в качестве дани.

– Подожди, – прервала ее я. – Эти письма… Получается, они оба там были? Я имею в виду, как избранные?