– Сколько они стоят? – спросила я.

Мужчина, заправлявший в киоске, снял звездочки морщинистыми руками.

– Для вас нисколько.

– Пожалуйста! Я хочу их не для себя, а в подарок.

– Нельзя брать у вас деньги. Это плохая примета. – Он разложил звездочки на черной ткани. Все они были разного размера и искрились разноцветными бликами. Я протянула к ним руку, затем отдернула ее и покачала головой.

– Позвольте ей заплатить, – раздался за моей спиной голос Гэвина. – Я снимаю запрет в данном случае.

Старик отвесил Гэвину поклон и назвал цену. Она была запредельная, но звезды того стоили. Я протянула ему деньги.

– Спасибо, что вмешался, – сказала я Гэвину. – Я купила их для Марин. Мне было бы неловко дарить их ей, если бы они достались мне бесплатно.

– Понимаю, – ответил он. – Некоторые вещи более значимы, когда за них платишь.

Снова раздался звон, на сей раз более громкий. К звону серебряных колокольчиков на деревьях и бубенцов на санях примешивался гулкий перезвон церковных колоколов, вызывавший в сердце священный трепет. Тревожный набат, которым созывали народ колокола древних городов. Будоражащий душу призыв, пронзающий время, выходящий за его пределы.

Этот звон, хрустальный и чистый, как зимний воздух, глубокий, как тьма, гулко отдавался в ночи. Он манил куда-то, и сердце мое сжалось, словно в него вонзился острый крючок. Мне так хотелось последовать за ним, идти и идти сквозь ночь и снег, пока меня целиком не поглотит этот звук. Только когда перезвон прекратился, и я почувствовала укусы мороза на щеках, я поняла, что по щекам текут слезы.

– Это мощнейшее переживание, – сказал Гэвин. – Поворотный момент года, знаменующий возвращение солнца. – Он протянул мне пакет, о котором я совсем забыла, растворившись в колокольном звоне. – Твой подарок Марин.

Я кивнула, не решаясь произнести слова благодарности из опасения, что голос задрожит. Манящий звон колоколов знаменовал не только возвращение солнца, но и конец чего-то важного в жизни. Прошлое сгорало в ярком огне Йольского костра. Но в этом торжественном перезвоне я не услышала радостных ноток. Для меня он прозвучал как элегия, как печальная песнь о безвозвратно ушедшем.

Вернувшись домой, я обнаружила письмо от Эвана, перевитое веточкой омелы с белыми, почти восковыми ягодами. Письмо сулило поцелуи и подарок на Рождество. Оно было полно обещаний встретиться в следующий раз, когда фейри ослабят удерживающие его узы и позволят ему уйти. В нем были слова, которые заставили меня думать о нем, сгорая от желания, когда я легла на холодные, как снег, простыни своей постели.

Посреди ночи я внезапно проснулась. Я была вся мокрая от пота под горой одеял, и когда села в постели, мне показалось, что стены комнаты неумолимо сжимаются вокруг меня. Я набросила куртку поверх пижамы и вышла на террасу.

Сквозь ночную тьму быстрым галопом мчался конь. Белый. Белее снега, белее лунного света. Его копыта вздымали тучи снега, который, опадая на землю, сверкал, как звездная пыль. В его длинную гриву были вплетены веточки остролиста – темно-зеленые листья, ягоды, ярко-красные, как кровь. Я внезапно почувствовала ту же боль, то же томление в сердце, как и тогда, когда слушала колокольный звон, знаменующий зимнее солнцестояние. Мне хотелось бежать за белым конем, догнать его. Проскакать по границе страны фейри, заплатить им дань, чтобы пройти туда. Стать данью.

«Мелета» встречала Новый год грандиозной вечеринкой, поражающей своим великолепием.

Мужчины в черных галстуках, бокалы с шампанским, зеркальные стены, отражающие разноцветные искорки, которые отбрасывали хрустальные люстры. Вся эта роскошь была призвана напомнить нам, что «Мелета» не просто затерянное в лесной глуши поселение, находящееся под покровительством фейри, а место, где собрался весь цвет мира искусства. И к которому благоволят люди с толстыми кошельками.

Конечно, я не стала отказываться от возможности приобщиться к такому великолепию и выбрала платье из переливающейся серебристой ткани. Черная подводка и винно-красная помада дополнили образ. Увидев Эвана, я порадовалась, что предприняла столько усилий.

На нем был смокинг, белоснежная рубашка была сплошь вышита узорами из белого же шелка, которые, казалось, двигались и менялись под моим взглядом. На голове у него был тонкий обруч из темного серебра, который я уже видела на нем в Хэллоуин. Обруч с изогнутыми, похожими на шипы зубцами. От него словно исходило легкое свечение, отчего его силуэт казался более четким, выразительным.

– Ты выглядишь, как… – произнесла я, подыскивая верные слова, которые передали бы мое впечатление.

– Как?

– Священная жертва, приносимая в дар богам. – Я не стала кривить душой, и слова падали с моих губ, как камни.

– Понятно. Просто Гэвин пролил на меня капельку своего волшебства. Это будет интересная ночь. – Эван протянул мне руку, и я вложила в нее свою.