– Надо же, какая скотина.

– Не знаю, что сказать. Он просто упивался своим ошеломительным успехом, все вокруг него суетились, восхваляя его работы. И были абсолютно правы. Может, он и козел, но безумно талантливый козел. Он как-то позабыл о человеческой порядочности на этой головокружительной вечеринке. – Тут мой голос сорвался, а вслед за ним и я сама, и по щекам ручьем потекли горячие слезы.

Марин обняла меня, притянула к себе, и держала так, пока я плакала.

– Это так унизительно, – произнесла я. – Он вел себя так, словно я для него пустое место. А потом позвонил ночью, чтобы сообщить мне, что она для него ничего не значит, а мне от этого стало еще хуже.

– Мне так жаль, моя милая.

– Спасибо. – Я села в постели, высморкалась и смахнула остатки слез со щек.

– Ты справишься? – спросила она.

Я кивнула.

– Конечно, все это противно и обидно, и я попереживаю немного, но сердце мое, хоть и болит, но не разбито.

– Значит, ты его не любишь? – спросила она.

– Нет.

Я вспомнила Гэвина, его отчаяние и боль, и поняла, что мои переживания не идут ни в какое сравнение с его страданиями из-за Марин.

– А как насчет тебя?

– Мне кажется, я начала влюбляться в него с первого же дня, когда мы начали танцевать вместе, – ответила она. – В его присутствии я чувствую себя в безопасности. Он придает мне силы и решимость, и мне кажется, что я способна совершить невозможное.

Я сжала ее руку.

– Я так рада за тебя.

И это действительно было так. Несмотря на то, что сердце мое болезненно сжималось, ее признание, что она по-настоящему его любит, в какой-то степени примиряло меня с мыслью о том, что мне предстоит лгать и ранить ее, чтобы спасти от смерти, пусть это и было для меня невыносимо.

– А вы с ним когда-нибудь обсуждали, что произойдет, если ты отправишься в мир фейри в качестве дани? – спросила я. Мне не терпелось знать, что именно мне придется скрывать от сестры.

Она кивнула.

– Он ничего не сказал мне напрямую, но я знаю, что он обо мне беспокоится. Постоянно твердит, что я достаточно талантлива, чтобы сделать, как он выражается, «потрясающую карьеру» в человеческом мире безо всякой сделки с фейри, и что я должна тщательно взвесить все возможности, поговорить с Эваном о том, что происходит с человеком в том запредельном мире – чего я теперь уж точно делать не собираюсь.

– Но если Гэвин выражает опасения… – начала было я.

– Знаю, в этом есть определенная опасность, но ведь Гэвин не имеет счастья знать нашу мать. Между прочим, я веду календарь, – сказала она.

– И какие же события ты в нем отмечаешь? – Я растерянно потерла глаза.

– Дни, прошедшие с момента ее последнего письма. Или встречи. Она регулярно достает меня, как будто не хочет, чтобы я расслаблялась. Так я хоть как-то могу рассчитать, когда следует ждать от нее очередных пакостей, типа какого-нибудь гнусного письма, доставленного через центральный офис, или букета роз с отрубленными головками в моей гримерной.

Моя рука невольно сжалась, превратившись в клешню. Лично мне никогда и в голову не приходило вести календарь. Я всегда отмеряла время по внутренним часам. У меня было отличное чувство времени, и я прекрасно могла рассчитать, когда мать снова возникнет в моей жизни.

– И следующий раз всегда наступает, – едва слышно произнесла я.

Марин кивнула.

– У меня может быть потрясающая карьера, я могу стать знаменитой, и без сделки с фейри. Но моя жизнь от этого не станет безопаснее. Я должна пойти на это, чтобы навсегда обеспечить нам безопасность. Чтобы быть уверенной, что она больше никогда в жизни до нас не доберется.

Похоже, Гэвин был абсолютно прав в своих прогнозах по поводу реакции Марин. Что лишь доказывало, как сильно он ее любит. Игла, вонзившаяся в мое сердце, сделала еще один стежок по живому.

– А ты не думаешь, что может быть есть и другие способы заставить ее исчезнуть? Например, Гэвин может наложить на нее какое-нибудь заклятье, – спросила я.

– Похоже, такого способа не существует, иначе он сам бы предложил. Что бы я ни делала в попытках убежать от нее, ничего не срабатывало. Все усилия были напрасны. Знаю, что у тебя то же самое. Она всегда как-то умудрялась змеей вползти в нашу жизнь. Поэтому скрыться на семь лет и не слышать ее голоса, было бы избавлением, какие бы последствия это не повлекло. Я не могу вразумительно объяснить это ему, но уверена, ты-то меня понимаешь.

Еще как понимала! Именно это и делало ситуацию, в которую поставил меня Гэвин, практически неразрешимой. Я не хотела, чтобы Марин пострадала, живя семь лет в царстве фейри. Я была готова на что угодно, лишь бы спасти ее, но я понимала, что она имеет в виду. Жизнь в Волшебной стране дарила свободу, ради которой можно было пойти на любые жертвы.