В те два года, что я провела в школе-пансионе, мать каждый день донимала меня письмами. Это не прошло незамеченным, и все вокруг восхищались, как сильно она меня любит и как, наверное, мы с ней близки. На самом деле, мне просто каждый день давали понять, что я ничтожное, жалкое создание, которое ничего никогда не добьется в жизни. Со временем я перестала читать эти послания, но это меня не спасло, потому что они все равно регулярно появлялись в электронной почте, напоминая о том, что хоть я и уехала из дома, мне не удастся от нее ускользнуть. Мать все равно доберется до меня, ибо она контролирует ситуацию. Дело дошло до того, что каждый раз, когда я открывала почту, меня начинало мутить.

– Конечно, понимаю, – сказала я.

– Все спрашивают: что для тебя значит добиться успеха? Отвечая на этот вопрос, я говорю о возможности танцевать те или иные партии, о своей мечте создать свою собственную хореографию, самой поставить балет, и всем таком прочем. Но, на самом деле, я буду считать себя счастливой и успешной, лишь когда буду уверена что она не подстерегает нас за углом, чтобы снова отравить нам жизнь. Когда не буду засыпать с мыслью, а вдруг она завтра появится и заберет у меня все, чего я так старательно добивалась? Это же ее излюбленная фраза: «Я тебе это дала, и всегда могу это у тебя отобрать». И я не сомневаюсь, что она на это способна.

Она передернула плечами.

– Брр! Прости, что впала в уныние. А я ведь хотела поднять тебе настроение.

– Пожалуй, ты перестаралась. – Но я все же выдавила из себя улыбку.

– Пойду позанимаюсь в студии, но сначала скажи, может, чего-нибудь принести? Горячего шоколада? Вина? Или может, яйца изменника Эвана?

Я усмехнулась.

– Не надо, я в порядке. Поужинаем попозже?

– Отличная идея, – ответила она.

Сестра обняла меня, прежде чем уйти, и я почувствовала, какая она сильная, жилистая и мускулистая, и в то же время полная изящества. Может, Гэвин и ошибается – она достаточно сильна, чтобы выжить.

Но даже если он и ошибается, это для меня не имеет никакого значения. Ведь я сказала ему, что могу соврать сестре, чтобы ее защитить. И я в любом случае причиню ей боль, потому что у нас обеих одно стремление. Может так случится, что ни ее, ни меня не выберут привередливые фейри. Но если все же выберут, то победит лишь одна из нас.

* * *

Я сказала Бет, что твердо намерена участвовать в конкурсе, и не изменю своего решения. Говоря это, я крепко сжимала песочные часы, висящие у меня на шее.

– Скажите, а что происходит дальше? Нужно представить какие-нибудь рукописи?

Или кинуть записку со своим именем в кубок, в котором пылает магический огонь. Начертать свое имя на восковой табличке и передать слепому оракулу. Несмотря на то, что я жила здесь уже несколько месяцев и прекрасно понимала, что такое «Мелета» и в чем суть договора между фейри и людьми, было весьма странно вести подобный разговор, сидя на потрепанном сером диване, с небрежно наброшенным на его спинку сиреневым покрывалом, которое Бет связала собственными руками, вдыхая аромат кофе, смешанный с дымным запахом ее любимого чая лапсанг сушонг, словно присутствие фейри в нашей жизни было самым обыденным явлением.

– Ничего такого. В ночь весеннего равноденствия будет большой сбор, где и будут оценены ваши достижения. Нужно лишь появиться перед ними и представить свою работу.

– Надо же, как скучно, – разочарованно сказала я. Мне казалось, что это должен быть какой-то необычный ритуал, что-то магическое, а вовсе не очередная презентация или кастинг.

– Ну, уж скучно точно не будет. А что Марин думает по поводу вашего решения?

– Мы с ней об этом еще не говорили. – Я знала, что пора бы это уже сделать, но хотела, чтобы это произошло как можно позже. – Я имею в виду, что она, конечно, знает, я ведь по-прежнему ношу амулет, но деталей мы с ней еще не обсуждали.

Бет поставила пустую чашку на стол и взялась за вязание.

– Ну что ж. Просто помните, что вы можете изменить решение в любой момент до дня весеннего равноденствия. И знайте, что вы вовсе не предаете Марин, решив поверить в себя и свой литературный талант, и что это вовсе не означает, что вы не верите в ее талант.

Я кивнула, но в горле у меня стоял комок.

– Если рассуждать логически, то я все понимаю. Но в глубине души я все равно считаю, что стремясь к победе, я тем самым предаю сестру. Получается, что я вынуждена с ней соперничать.

– Мне никогда не приходилось быть в ситуации, подобной вашей. Я в семье единственный ребенок, – сказала Бет. – И я никогда не жила вместе с отцом моей дочери. Он очаровательный человек, которого я очень люблю, но мы сделали бы друг друга несчастными, живя под одной крышей.