Через час мы уже были в больнице. Добрались туда мы на «тойоте» Влада, взятой в прокат — она стояла у ворот, а я знала где именно лежат запасные ключи. Я понимала, что Влад нисколько не обрадуется, узнав, что это я взяла их, но ситуация была экстренная. Правда, водить я не умела, поэтому управление взял Вольт. Прав у него, кстати, не было.

Саму больницу я уже знала — именно туда я попала несколько недель назад. Меня встретил знакомый холл, знакомая стойка и не менее знакомый автомат с растворимым кофе. Но вот только сейчас мне было не до горячих разбавленных напитков.

Крис на удивление спокойно прошёл к стойке регистрации и сухо поинтересовался, куда нам идти. Он не кричал, не психовал и вообще выглядел так, будто ничего не происходит. Лишь ладони, которые парень сжимал в кулаки, выдавали напряжение. Иными словами, Крис был похож на бомбу. И эта бомба могла в любой момент взорваться.

Через минуту к нам вышла пожилая медсестра в свело-голубом халате и попросила следовать за ней. Больше она ничего не сказала — только лишь озабоченно качала головой и с жалостью поглядывала на нас. Крис же ничего не замечал. Кажется, в последний час он вообще плохо переваривал полученную информацию и действовал на автомате. Но оно и понятно.

«— Всё плохо, — понимала я. — Всё очень плохо».

Вслед за медсестрой мы впятером зашли в лифт. Та нажала кнопку четвёртого этажа. Двери закрылись. Кажется, Вольт упоминал, что лифтом можно пользоваться лишь людям в инвалидных колясках. Не самый хороший знак.

Табло с цифрами медленно переключалось. Первый этаж, второй, третий… Казалось, что проходит целая вечность. И вот двери наконец открылись.

Мне в нос сразу ударил неприятный больничный запах — тот самый, от которого неприятно кружится голова и начинает слегка подташнивать. Запах, будто бы окрашенный в мятно-зелёный. Если бы у запахов были цвета, то, я уверена, он был бы именно таким. Запах, цвета больничных масок и шапочек, цвета халатов врачей. Светлый зелёный с лёгким оттенком голубого.

Медсестра посеменила дальше по коридору и остановилась у белой двери с небольшим окном. Крис, следующий по пятам за женщиной, едва не врезался ей в спину.

— Дальше — отделение реанимации, вход только для родственников, — кивнула она нам и приложила карту-пропуск к специальному устройству в стене. Раздался щелчок, дверь открылась, пропуская её с Крисом внутрь. Парень даже не обернулся.

Мы, как идиоты, остались стоять у двери в комнате ожидания. Не знаю, чего мы ждали. Того, что сейчас кто-то выйдет и скажет нам что делать? Наверное. Но что ещё могли сделать четверо подростков, впервые столкнувшиеся с фактором, под названием «смерть»?

Почему «смерть», ведь речь шла о каком-то ранении? Не знаю, но по какой-то неведомой причине я ощущала это. Была уверена так же сильно, как в том, что Земля меньше Солнца, а Влад любит блинчики на завтрак. Я просто знала — сегодня у моего друга умрёт отец. И это было жутко.

Вскоре мы поняли, что ждать нечего и разбрелись по небольшой комнате. Она была вполне уютной — на подоконнике стояли цветы, возле стен мягкие диванчики, но вместе с этим помещение отчётливо напоминало мне темницу. Здесь только создавалась иллюзия, что всё хорошо, что всё не так плохо… Но что может быть хорошего у людей, застрявших у дверей реанимации?

Никто не говорил. Кажется, все ещё плохо соображали и пребывали в шоке. Но так было только хуже. Если говорить было сложно и неприятно, то молчание оказалось абсолютно невыносимым.

— Они что, совсем уже, — в какой-то момент негромко сказала Алекса, особо ни к кому не обращаясь. — В людей стреляют.

Я переглянулась с Вольтом и поняла — близнецы ни о чём не знают. Они даже не подозревают о тайне Криса, как и о том, что его отец шатается по лесам в облике огромной кошки. Поправка, шатался по лесам. Раненый. После того, как я чуть не прибила его серебряным ножом.

Кристиан сказал, что это сильно ослабит его. Значит… Значит, это я виновата. Очевидно, если бы не серебро, то он бы смог уйти от тех охотников. Это же были охотники, верно?

Но постойте… Как-то Крис сказал, что ни он, ни его дядя не любят больницы. Логично было бы предположить, что это из-за того, что у оборотней немного другой состав крови… Или они как-то отличаются от людей по медицинским данным. Но как тогда обычные люди проводят операцию, если там, вроде как, требуются все анализы?

Я снова уставилась на Вольта. Тот встретился со мной взглядом и вопросительно поднял брови. Чёрт, мне нельзя спрашивать ни о чём при близнецах. Я перевела взгляд с парня на дверь в реанимацию и обратно. Тот с некоторым раздражением наклонил голову вперёд, будто бы говоря: «Скажи нормально. Я не понимаю!».

Я отвернулась. Играть в гляделки можно было сколько угодно, а мысли читать оборотень не умел. Да даже если умел бы, то что бы это нам дало? Тут уж больше пригодилось бы знание азбуки Морзе.