После того, как прошло минуты две, Вольт не сдержался и попытался подвинуть пса носком ботинка. Тот не сдвинулся с места.

— С ним точно всё в порядке? — спросила я.

— Конечно! — мигом отозвался Кристиан. — Демон, ко мне!

Пёс остался на месте. Лицо его сменилось обеспокоенным выражением.

— Демон. Демон! — позвал он.

Я приподнялась с дивана, Вольт поднялся с кресла. Мы не сводили глаз с недвижимого тела собаки.

Тут тишину прорезал громкий смех парня. Пёс подскочил на месте и, запрыгнув на диван, принялся лизать руки хозяину.

— Молодец, мальчик! Хорошая работа! — похвалил он собаку.

Я закатила глаза. Вольт снова уселся в кресло.

— Крис, ты идиот, — прокомментировал парень.

— Какой хозяин, такая и собака, — отозвалась я со своего места.

Кристиан принялся увлечённо что-то рассказывать, активно жестикулируя при этом. Вольт внимательно слушал, что-то добавлял и комментировал. Я не особо участвовала в их разговоре — горло болело жутко, поэтому мне была отведена роль слушателя.

Иногда я с интересом поглядывала на Кристиана. Он вообще помнит, что произошло вчера? Или для него это не имело значения? Почему он вообще ведёт себя так непринуждённо, словно ничего и не произошло? Я никогда не смогу понять этого парня. И в конце концов, почему Эмили обращалась к нему, как к Теодору? Может, она просто ошиблась адресом? Нет, это просто невозможно — и имя, и фамилия совпадают. Но означает ли это, что Кристиан врет о своем имени?

— А знаете, — вдруг обратилась я к парням. — У нас, в России, люди, помимо имени и фамилии, имеют отчество. То есть, имя отца с прибавленным окончанием. У вас есть что-то подобное?

— Какая необычная традиция, — улыбнулся Крис. — Нет, у нас есть только вторые имена. Если так хочется, то можно дать ребёнку имя отца, как второе, но это довольно редкое явление.

— Да? И как же тебя зовут? — полюбопытствовала я.

— Ну… — замялся Крис. — Дело в том, что после ухода мамы, отец разрешил поменять мне в документах первое и второе имя местами — ведь это мама дала мне первое имя. Я решил, что если сделаю своё первое имя менее значимым… То и уход матери не будет так важен. Глупо, знаю… Но мне так было легче. Да и имя Кристиан мне нравится гораздо больше.

— И как она тебя назвала?

Я буквально затаила дыхание.

— Теодор. Меня звали Теодор Кристиан Линкс.

В понедельник началась школа. Я особо этим расстроена не была, хоть и успела за полтора месяца от неё отвыкнуть. Скорее, я была заинтересована — будет ли школа в Норвегии так уж сильно отличаться от школы в России?

Как выяснилось, отличалась система образования значительно — хотя бы тем, что учились норвежцы не одиннадцать лет, а тринадцать, а после этого ещё можно было поступить на год в специальную народную школу и подробнее ознакомиться с интересующими предметами.

Меня зачислили в одиннадцатый класс — первую ступень старшей школы на академическое отделение. Этот термин мало о чём мне говорил, но я была рада — в своей старой школе я училась только в десятом классе, так что мне, фактически, посчастливилось перескочить через целый год обучения.

Из рассказов Криса с Вольтом в их прошлый визит, я поняла, что оба парня учились в тринадцатом классе, то есть на два класса выше, чем я. Мне же предстояло находиться в сием образовательном заведении целых два с половиной года. Однако, два года — не три, что уже немало радовало.

Вообще, по возрасту, Крис должен был учиться в двенадцатом, но, из-за небольших отличий с британской программой, так же, как и я перескочил через класс.

В самой школе я всё-таки немного разочаровалась — я уже заранее нарисовала себе картину, что смогу выбирать и учить только нужные для поступления предметы, как в американских фильмах. Но потом мне объяснили, что выбирать можно только со следующего года, а сейчас — стандартная образовательная программа, уж извиняйте — и исключений никаких быть не может.

Поэтому сейчас я сидела на уроке истории Скандинавии — уже втором подряд. И, честно говоря, не представляла, о чём идёт речь — урок вёлся на норвежском. На первом уроке я чувствовала себя настоящей идиоткой — учитель говорил на норвежском, ученики отвечали также на норвежском, и даже учебник был написан на основном языке страны. Стоит ли говорить, что это жутко выводило меня из себя, поскольку в норвежском я не понимала ни слова? Хорошо хоть, что все остальные предметы проводились на английском.

Вообще, норвежцы прекрасно знали и норвежский, и английский, да к тому же были очень толерантны к иностранцам. Даже Вольт и Кристиан, последний из которых вовсе не был джентльменом, всегда при мне общались на английском даже между собой — для того, чтобы я понимала, о чём они говорят.