В это самое время та, которая вызвалась мне помочь, с ехидной улыбкой потирала руки, сидя на кровати в своей комнате. Хворостова потянулась за телефоном и набрала чей-то номер.

— Алло! Да! Она согласилась! — в глазах Тортиллы был чёрный отблеск. — «Проклятие медвежонка» у нас в руках!

Она ещё долго сидела на кровати, а довольная улыбка не сходила с её лица.

— Ну и погодка сегодня! — помогла мне открыть заднюю дверь белого «Мерседеса» Наташа.

— Привет! Я замёрзла, пока ждала вас.

— Прости! — виновато сказала подруга. — Везде пробки. Сегодня из-за дождя ещё больше, чем обычно.

— Мы успеем к девяти?

— Обижаете! — ответил вместо Наташи её водитель. — Долетим как на крыльях!

Ровно в девять мы стояли у главных ворот Ваганьковского кладбища.

Воронова была сегодня в чёрном костюме, соответствуя полностью тому месту, где мы находились.

— Степанова, Синицына, только вас и ждём! — довольная улыбка появилась у неё на лице. — Пойдёмте!

И мы медленно поплелись за профессоршей. В это дождливый день с чёрными огромными зонтами мы напоминали скорее траурную процессию, нежели студенческую экскурсию к последнему пристанищу самого народного поэта.

— Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть, и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Милые берёзовые чащи!

Ты, земля! И вы, равнин пески!

Перед этим сонмом уходящим

Я не в силах скрыть своей тоски…

Вера Ивановна читала один за другим стихи Есенина, вспоминая о его жизни. Все слушали, как заворожённые, отдавая дань любимому поэту, вглядываясь в черты его лица, навеки запечатлённые в холодном камне. От стука дождя по полотнам зонтов, её голос эхом раздавался по кладбищу. От этого становилось не по себе. В такой атмосфере, действительно, только и размышлять о бренности этого мира.

Раньше мне нравилось бывать на кладбище: мы с мамой часто навещали могилы папы и бабушки. Я чувствовала себя умиротворённо и спокойно. Но сегодня всё было наоборот. И Хворостова просто не спускала всю экскурсию с меня глаз. От её взгляда меня трясло….

Вздохнула облегчённо лишь тогда, когда экскурсия закончилась, и мы потянулись к выходу. Меня пугали памятники и свежие могилы, заваленные цветами и венками. Я вцепилась в Наташину руку и старалась держаться к ней поближе.

Мы почти покинули территорию, как мне в глаза бросился какой-то синий предмет на тропинке. Я отпустила Наташину руку, подошла поближе, наклонилась…. Это бы плюшевый медвежонок. Он был сантиметров пятьдесят в высоту и необычного ярко-синего цвета. Такого синего я раньше никогда и не видела, разве что цвет васильков был близок к нему. Я осторожно взяла его за лапу и подняла. Странно, но, несмотря на дождь, медвежонок был абсолютно сухой и совсем не грязный.

— Что это? — подошла ко мне Наташа.

— Медвежонок! — какая-то неведомая сила заставила меня прижать его к груди.

— Какая прелесть! — развела подруга руками. — Но что он здесь делает? — недоверчиво сказала она.

— Не знаю. Может, кто-то потерял. Он совсем не мокрый. Как такое возможно?

— И как быть?

— Раз кто-то потерял, возьму его себе! — не могла я расстаться с игрушкой.

— Ты с ума сошла! — с ужасом посмотрела на меня подруга. — Разве можно забирать вещи с кладбища?

— Наташа, но ведь это игрушка. Тем более она не на могиле стояла, а валялась на дороге, значит, просто кто-то потерял, — оправдывала я свой поступок. — Смотри, какая прелесть! — сунула я ей под нос медведя. — Ну, разве я могу оставить его здесь, под дождём?

Подруга понимающе кивала. И мы уже втроём покидали смиренное кладбище.

Я и не догадывалась, что за мной всё это время наблюдали. Хворостова, не отстававшая от нас ни на шаг, достала телефон из кармана плаща.

— Алло! Да! Она взяла его! Теперь она наша!

На метро мы быстро добрались до университета.

— Так. Началась уже вторая пара. Но с Иван Васильевичем я договорилась. После раздевалки все быстро в столовую, выпить по чашке чая. Не хватало, чтобы вы ещё заболели. На следующем уроке семинар по творчеству Сергея Есенина. Никому не отлынивать! — приказным тоном сказала Воронова и ушла.

Все её послушались, согревая холодные руки о нагревшиеся от горячего чая кружки.

Я посадила медвежонка на стол рядом с собой и не могла оторвать от него глаз.

— Ты всё в куколки играешь? — не могла пройти мимо и не задеть меня Лютикова.

— Отвали от неё! — встала с места Наташа.

— Больно надо связываться. Пойдём подальше, тут плохо пахнет! — взяла она под руку Белову и Кондратюк, и Цирцеи сели подальше от нас.

— Кстати, знаешь, что за баба была, там, в клубе с Ником?

По моим заполнявшимся слезами глазам, Наташа поняла, что мне не приятен этот разговор.

— Ладно, прости! Ты, наверное, не хочешь об этом слышать!