— Я тебя тоже! — я, правда, соскучилась по подруге, по её нравоучениям и наставлениям.

— Как ты себя чувствуешь? — не выпускала она меня из своих объятий.

— Если ты меня сейчас же не отпустишь, то буду не очень!

— Прости! Я просто очень соскучилась. Тебя так долго не было!

— Всего-то неделю.

— Неделю? Да я чуть с ума не сошла от скуки. Даже поговорить не с кем было. Ты, кстати, слышала новость про Домбровского?

Я так и знала, что первая её новость будет именно о нём.

— Нет. А что? — чуть слышно спросила я.

— Он так и встречается с Ритой Зацепиной. И говорят, там дело чуть ли не к свадьбе идёт, — сказала Наташа полушёпотом, будто мы в аудитории были не одни. — Прости, что не сказала тебе раньше. Ты же болела — не хотела тебя расстраивать!

— Ничего! Переживу! — я прошла на своё место. — Возможно, это и к лучшему. Может быть, хоть он будет счастлив.

— Ты о чём? — подруга села рядом со мной.

— Не бери в голову.

— Ты только не расстраивайся! Я о той встречи с ним…

— Я уже забыла! — соврала я Наташе.

— Ну и правильно. Он придурок ещё тот, я тебе говорила сколько раз!

— Кстати, а Хворостова так и не появлялась в универе? — разговаривать о Нике было выше моих сил.

— Нет! Скажи, а тебе Макарский звонил?

— Звонил.

— Ну и как он? — Наташа повеселела. — Обо мне что-нибудь спрашивал?

Я посмотрела на подругу. У неё улыбка была на всё лицо.

— Спрашивал, как у тебя дела? — решила я не портить ей настроение.

— Правда? — она ещё больше засияла. — Кстати, Лютикова к тебе больше не пристанет. Я постаралась.

— Я надеюсь, ты её не убила и не закопала в лесу?

— Нет, просто помяла немного.

— О, какие люди! — в дверях показался Васильков.

Вслед за ним вошла и Лютикова. Даже не посмотрев в мою сторону, она поднялась на своё место.

— Ладно, договорим потом в столовой, — шепнула мне Наташа на ухо.

Воронова пришла как всегда со звонком.

— Синицына, — улыбнулась она мне, — я вижу вам лучше. Вот и прекрасно!

Хотя, что в этом было прекрасного — я так и не поняла.

— Кто сегодня отсутствует?

Я встала с места, огляделась по сторонам.

В это время в дверь постучали.

— Можно войти? — в дверях показалась голова Тортиллы.

— Вы как раз вовремя, Хворостова, — обернулась к ней Вера Ивановна. — Вас ещё не перечислили, как отсутствующую. Так что можете войти!

Аня поднялась на свой ряд. Она выглядела как обычно: серая юбка мешком, растянутая до нельзя водолазка, зализанные грязные волосы и противная натянутая улыбка….

— Итак, тема нашей сегодняшней лекции «Жизнь и творчество Константина Дмитриевича Бальмонта».

Я не слышала Веру Ивановну, и до Бальмонта мне не было никакого дела. Я думала только о том, чтобы поскорее поговорить с Хворостовой.

Я обернулась и посмотрела на неё. В памяти вновь всплыл тот странный сон, где Хворостова была в образе ведьмы не метле, кружащей надо мной. Или это был всё же не сон — пока я не могла этого понять! На минуту мне вдруг показалось, что у меня порез на ладони на том самом месте, где Аня мне его оставила. Я в ужасе закрыла глаза. Потом открыла их. Нет! Показалось! Рука была чиста! Но почему вдруг я вспомнила об этом? «Уже завтра Ник будет твоим!» — стоял в ушах голос Хворостовой. Нет! Этого не может быть! Такого просто не бывает! Я ещё раз посмотрела на неё. Она подняла свою руку и ручкой, словно ножом, провела по ладони. Дрожь пробежала по всему телу.

— Синицына, вы лекцию записывать собираетесь? — голос Вороновой заставил меня очнуться.

— Извините, Вера Ивановна. Я задумалась.

— Я надеюсь, о Бальмонте? — профессорша улыбнулась. — На чём мы остановились? Ах, да! Мать Бальмонта Вера Николаевна, урождённая Лебедева, происходила из семьи полковника, в которой любили литературу и занимались ею профессионально; она выступала в местной печати, устраивала литературные вечера, любительские спектакли; она оказала сильное влияние на мировоззрение будущего поэта, введя его в мир музыки, словесности, истории, первой научив постигать «красоту женской души», — продолжала Вера Ивановна.

Всю лекцию время от времени я поглядывала на Хворостову. Но ничего подозрительного не наблюдала. Она вела себя, как обычно: строчила в тетради а, заметив мой взгляд на себе, улыбалась своей противной улыбкой в тридцать два зуба.

Я еле дождалась звонка на перемену, вскочила с места и направилась прямиком к ней.

Тортилла складывала вещи в рюкзак.

Я взяла её за руку.

— Что всё это значит? — смотрела я ей прямо в глаза.

— Ты о чём? — глаза её блестели.

— Сама знаешь, о чём!