— Да и по совместительству продавец-консультант, — ухмыльнулась та. — Я ищу таких, как ты и заключаю с ними сделку.

— Таких, как я? — я не понимала, что со мной не так.

— Помешанных на любви, точнее на объекте своей любви… — объяснила Хворостова. — Готовых продать душу дьяволу ради одной ночи… — она запнулась, — неужели это стоит того? Никогда не могла понять!

Я перестала плакать. Но коленки продолжали трястись от страха. Я смотрела на свою бывшую подругу и не узнавала её. У неё был совсем другой взгляд — взгляд человека, повидавшего многое в своей жизни, взгляд не восемнадцатилетней девчонки, а женщины намного старше.

— Слышала, про третьекурсницу, которая осенью разбилась на машине? — продолжала Хворостова.

Я кивнула.

— А про студентку с юрфака, которая выпала недавно из окна двенадцатого этажа?

Я вновь кивнула — об этой трагедии даже в новостях говорили.

— А старшекурсница, что повесилась летом? Мои клиентки! — будто хвастаясь, произнесла Хворостова. — А знаешь, сколько таких по Москве. Каждая третья молодая девушка, погибающая вот так нелепо в расцвете лет.

Я сидела, открыв рот, и боялась даже пошевелиться.

— И всё ради любви! Смешно и глупо! — сама с собой говорила Хворостова. — Ради человека, который вряд ли пожертвовала бы своей жизнью для одной из них! Ради парня, которого они толком не знали! Разве это не безумие? Не сумасшествие? — Аня посмотрела на меня, будто ждала оправдания.

Я опустила глаза. Что я могла ей ответить? Разве бы она меня поняла? Что она может знать о моих чувствах? Я не жалела о том, что сделала. Я бы сделала это снова!

— Королева забирает ваши души не одну сотню лет. И неплохо выглядит, заметь! — вновь ухмыльнулась Хворостова. — И она будет жить ещё тысячу лет, пока существуют такие безумные!

Я не хотела больше её слушать. Её обвинения оскорбляли меня.

— Это всё, что ты мне хотела сказать? — оборвала я её монолог.

— Ты, как никак, моя подруга. Ты отличаешься от других. Никак не могу понять, почему моё сердце болит, когда я думаю о тебе, почему мне тебя жалко?

— Не надо меня жалеть! — я высоко подняла голову и выпрямила плечи! — Тот, кто никогда не любил, не может понять боли из-за неразделённой любви!

— Так может, ну её, такую любовь! — Хворостова не сводила с меня глаз.

— Уходи! — я встала с кровати и пальцем показала ей на окно. — Я ни о чём не жалею!

Хворостова встала с места и направилась к окну. Напоследок она обернулась:

— Ты не умрёшь, если тот, ради кого ты сделала это, вернёт твою душу! — улыбнулась она. — А пока она будет здесь, в этом плюшевом капкане! — Хворостова подошла к письменному столу и щелкнула плюшевого медвежонка по носу. — Сорок дней — это срок, отведённый проклятьем медвежонка… или проклятием «Медведя»? — сказала она уже себе под нос.

Она взяла метлу, открыла окно и, даже не обернувшись, шагнула в темноту…

Я не спала всю ночь. Даже не ложилась. Я сидела на кровати, обняв себя обеими руками, и смотрела на портрет Ника. Думаете, я сомневалась в своём решении? Ни капли! Сомнение ни на минуту не пришло ко мне. Наоборот, я была благодарна Нику за то короткое счастье, которое он подарил мне…

Зазвонил телефон. Номер был Макарского. Я ответила.

— Алло! Лика, привет! — голос его был весёлый и доброжелательный. — Надеюсь, не разбудил?

— Нет! Я не спала!

— Я хотел сказать «спасибо»… — он запнулся.

— За что? — не могла я понять, что я такого сделала.

— Благодаря тебе, я кое-что осознал…. Мне позвонила Вероника… — он замолчал.

Я тоже молчала, не зная, что ответить.

— Мы помирились. Я улетаю обратно в Лондон! Прости меня за всё!

— За что? Ты мне ничего плохого не сделал!

— Не сделал? Как же! — было слышно — Макарский усмехнулся. — Да я доставал тебя со своим чувствами, совсем не думая о твоих! Я вёл себя как последний придурок, эгоист! Так что — прости!

— Ладно! Тогда и ты меня прости!

— Тебя за что?

— За то, что не ответила на чувства эгоиста.

— Значит, дружба? — голос на другом конце провода заметно повеселел.

— Дружба! И я тебя поздравляю! — я была искренне рада за Севу, камень с души упал — я чувствовала себя немного виноватой перед ним за то, что не могла принять его любовь. — А как же институт? И твой отец? Он разве не против?

— Он ещё не знает. И не ты ли мне говорила, что, если любишь, надо бороться? Разве нет? — Макарский ждал от меня поддержки.

— Да! Ты принял правильное решение! — я улыбнулась. — Если любишь — надо бороться!

— Вот поэтому «спасибо». Я сам виноват, что потерял Веронику. Но больше я не допущу этого! Никогда!

— Я уверена, что у вас будет всё отлично! — дала я Макарскому своё «благословение». — Ты очень хороший! Правда! И благодаря тебе я тоже кое-что поняла! Так что и тебе «спасибо».