— Папа… — словно извиняясь за его поведение, художница прикусила губу.

— Что, папа? Что, я тебя спрашиваю? В конце концов, разве мы не даем тебе все необходимое, разве я не позволяю тебе заниматься, чем хочешь, плачу за все, нет?

— Вот именно, — неожиданно для самой себя в ответ закричала Карина, — Ты все делаешь для меня, но я никогда не могла что-то сделать сама. Мне не пять лет, пойми, и даже не десять. Я скоро стану старой девой, без мужа, без детей, без личного пространства и надежды на будущее. Я не могу элементарно приготовить себе обед, потому что он всегда на столе. У меня нет права плюнуть на все, начать что-то, что-то бросать. Это даже не существование птицы в золотой клетке — это полет безмолвного духа, бестелесного, который не в силах даже подвинуть предмет без помощи человека. Поэтому я и ушла к Нику. И я не собираюсь возвращаться.

— Как это, дочка? — удивилась мать Карины. На ее глазах милая девочка неожиданно превратилась в настоящую фурию. Глаза горели, левая рука сжалась в кулак, а правой она вцепилась в ладонь парня, — Мы так соскучились по тебе, мы хотим, чтобы ты была счастлива…

— Я тоже этого хочу, — покачала головой художница, — Дайте только мне воздух, а крылья отрастут сами.

Слова старого стихотворения как нельзя лучше подошли для выражения ее мысли. Девушка невольно вспомнила первую строфу, словно саму по себе всплывшую в голове:

Дай мне воздух, дышать что б, как прежде. Крылья сами потом отрастут. В облегающей черной одежде Отгородит меня смерть от пут.

— Ты не можешь так с нами поступить, — не сдался отец, — и, вообще, кто этот мальчишка? На какой помойке ты его выкопала.

— Это мой новый натурщик, — мрачно ответила девушка, — . Хотя да, именно так. Я его подобрала. И собираюсь помочь найти ему новую семью. Не желаете усыновить, а? Не хотите? Думаю, мне лучше самой это сделать.

— Карина, ты с ума сошла? — неожиданно поинтересовался Кузьма. Никита недовольно покосился на оборванца, но ничего говорить не стал. Подобная идея возникала и у него. Правда, в роли опекунов выступила бы его семья. Однако Ник и предположить не мог, что подруга сама до этого додумается, да еще так открыто заявит родителям.

— Я во вполне здравом уме. Конечно, если ты не хочешь иметь со мной никаких дел, можешь возвращаться на улицу.

— Ну, что ты, — протянул мальчишка, — я ничего такого…

— Вот и хорошо, — оборвала его Карина. Она почти не чувствовала своего тела. Голова стала тяжелой, сердце стучало где-то в висках, ладони вспотели. Но больше молчать не было смысла. Огромная плотина прорвалась, и художницу тащило все дальше и дальше. Не то к водопаду, не то к отмели.

Кузе же больше всего хотелось оказаться подальше от собравшейся на площадке компании. Не важно где, но только не в душном подъезде. Он любил внимание, да явно не такое. Теперь его буквально буравили две пары глаз, пытаясь не то просверлить в черепе дыры, не то заставить наваждение в виде жалкого попрошайки исчезнуть. К обоюдному прискорбию родителей Карины и «наваждения», последнее осталось стоять на месте.

— Давай все обсудим, спокойно, не торопясь, — попыталась хоть как-то урезонить мрачную дочь и начинающего багроветь от злобы мужа, Нина Петровна.

— Я не собираюсь ничего обсуждать, — не выдержал отец, — Это просто немыслимо — тащить в дом какого-то бомжа! А она еще собирается отдельно жить! Да ты понимаешь, что она может натворить без контроля?!

— Она ничего не натворит, — вступился за подругу Никита, — И я об этом позабочусь. И, кстати, Карина, тебе не придется становиться старой девой. Выходи за меня!

— Что?! — теперь физиономии вытянулись у всех участников перепалки, и только Ник остался стоять, как ни в чем не бывало.

— Я серьезно. В конце концов, мы давно знакомы, хорошо друг друга знаем. Ты всегда мне нравилась. Почему бы тебе ни рассмотреть мою кандидатуру в качестве мужа.

— Кажется, крыша поехала у всех, — охнул Кузьма.

Волны накатили последний раз и с шумом разбились о камни. Пару секунд понадобилось художнице, чтобы понять, куда клонит Ник.

Карина попыталась принять задумчивый вид, хотя больше всего на свете ей захотелось рассмеяться. Да, такого оригинального метода защиты от родительского гнева она еще не встречала. Хорошо хоть предки не удосужились как следует вглядеться в лицо ее друга, потому что веселые чертенята в глазах никак не соответствовали официальности данного предложения.

Замуж Карина в ближайшее время не собиралась. Скорее, наоборот, горячо хотела сохранить свою независимость и дольше носить гордое имя «свободная женщина». И вообще, девушка всегда считала поговорку: «Хорошее дело браком не назовут», — самым правильным из всех изречений про это самое нехорошее дело. Тем более что везде и всюду художница находила этому подтверждение.

— А почему бы и нет, — хмыкнула она, — я согласна. А раз так, то мы немедленно пойдем и подадим заявление, вот.