– На пробитых шинах мы от них далеко не уедем. Догонят, – по возможности спокойно ответила я, замыкая кольцо. Встав в центре, пальцем вычертила под ногами завитушки трёх защитных рун. – Придётся сперва от них избавиться.

Этот барьер не защищал от чужих заклятий. Зато он защищал тех, кто находился в круге, от последствий заклятий, сотворённых ими самими.

И, как я уже говорила, после второго года обучения устроить небольшой пожар на ровном месте может даже самый ленивый студент.

Достав из правого кармана запасной рубин, я сжала его в кулаке. Закрыла глаза, во второй раз за вечер ощутив, как пульсирует под пальцами энергия прекрасно огранённого камня.

– Дархадас, лан-кнаймхо эгус рухэн…

Магические силы рубина текли сквозь мои пальцы – кристально чистой водой, хрустальным ключом, пробившимся из-под земли. Без камня я бы уже свалилась, обливаясь кровью: заклятие, которое я читала, требовало огромного количества сил. Пускай устроить пожар на ровном месте несложно – заклятие и рунная формула, которую я выплетала пальцами левой руки, были довольно простыми, – выжечь всё в окрестностях тридцати футов куда сложнее, чем обратить пеплом небольшое количество серебряной краски и медную миску.

Последнее слово истаяло в воздухе за миг до того, как фигуры одержимых стали подниматься с земли.

Синее пламя за границей пыльного круга полыхнуло вместе с печатью, засиявшей так, что резало глаза.

Огонь взмыл к небу потоком в человеческий рост, точно вода, текущая снизу вверх. Он обжёг волной жара даже меня, стоявшую в безопасности защитного круга. Он поглощал траву, таволгу, заросли девясила вокруг перекрёстка и фигуры одержимых с жадностью ребёнка, дорвавшегося до новой игрушки. Воздух наполнился дымом, сладко пахнущим горелыми цветами и тошнотворно – печёным мясом.

Одержимые даже не вскрикнули: просто рухнули в языки пламени, точно в реку. Видимо, тварь оставила их, как только поняла, что марионетки больше непригодны к использованию.

Выждав для верности ещё секунд десять, стараясь не дышать, я наконец опустила руку. Когда огонь погас, в свете фар Французика узрела, что за границами круга на земле не осталось ничего, кроме чёрно-серого пепла – и тёмных куч, очертаниями отдалённо напоминающих скрючившихся людей.

Какое-то время я смотрела на них, пытаясь осознать, что одна из этих куч – мастер Тинтрэ.

Потом наконец позволила ногам подкоситься – и меня вырвало прямо на пыльную линию, защитившую нас с ребятами от испепеляющего огня.

…я убила их. Этих людей. Своего учителя, желавшего мне только добра.

Пусть мой огонь лишь сжёг тела, в которых уже не было живых душ – я убила их в момент, когда заставила появиться на этом перекрёстке.

– Пойдём, Лайз. – Сквозь пелену дурноты я ощутила, как руки Питера берут меня за плечи, поднимая с земли. – Тебе нужно домой.

Тыльной стороной грязной ладони я вытерла губы; даже вкус пыли был приятнее, чем кислые остатки полупереваренного ужина. Поняла, что выронила рубин, и, различив на земле у мыска кеда красный отблеск, вернула камень в карман – следов лучше не оставлять.

От собственной расчётливости тошнило не меньше, чем от запаха горелой плоти.

– У меня больше нет дома, – хрипло произнесла я, лишь теперь понимая, насколько чудовищно устала.

– Мой дом – твой дом. – Питер потянул меня к мобилю. – Пойдём. Здесь нам в любом случае больше делать нечего.

По крайней мере, с этим я была согласна. И поскольку, судя по всему, пробуждения от этого кошмара можно было не ждать, сейчас мне хотелось лишь одного: скорее уснуть.

За тем, как меня усаживают на пассажирское сиденье, Рок и Эш следили молча. И молчание длилось ещё какое-то время после того, как искалеченный Французик медленно и неохотно покатил по просёлочной дороге обратно к Ахорку.

– Что тебе сказали? – тихо спросил Эш, когда молчание сделалось невыносимым.

Я неподвижными глазами смотрела в темноту за окном: мы въехали в низину, и даже городские огни на горизонте скрыли холмы и лес.

– Что эта тварь – не фомор.

– В смысле?

Три голоса слились в один. Одинаково потрясённые.

Ожидаемо потрясённые.

– Донн сказал, что эта тварь не имеет никакого отношения к Охоте. Что она – нечто куда большее. И не остановится, пока не убьёт меня. – Пересказ прозвучал в разы суше, чем мои ответы на экзаменах. – А в безопасности только те, кто отмечен печатью иного мира. То есть сиды-полукровки, в которых достаточно сильна кровь фейри, и баньши. Потому вы и не обращаетесь. Рок была права, когда думала об этом.

– Чушь, – резко произнесла Рок. – И я не о том, что я права. Кем ещё может быть эта тварь, как не фомором?

– Не знаю. Но боги не лгут. По крайней мере, наяву, – добавила я больше для самой себя, чем для собеседников.

Я не смотрела ни на брата, ни на баньши, ни на Питера, но чувствовала их взгляды. Затылком, щекой, спиной.

Хотела бы я сказать им что-то более одобряющее, чем всё, что я могла сказать.