Амулет менял внешность, но то была лишь иллюзия. Магическая голограмма, не замещавшая реальные ощущения. Уткнувшись носом в его шею, закрытую воротником видавшей виды куртки, вместо раздражающего прикосновения потрёпанной синтетики я ощутила тёплую кожу, обнажённую горловиной футболки; и пахло от неё терпкостью можжевельника, горечью тополиных почек, ореховой сладостью.

Влекуще.

Я оттолкнула его, едва не упав обратно на спальник, скорее инстинктивно. Просто потому, что не ждала ни этой ласки, ни этой нежности – ни того, что отталкивать его мне совсем не захочется.

– Ты бы ещё пустил скупую мужскую слезу у моего смертного одра. – Я подпустила в голос тем больше издевки, чем больше других чувств хотела за ней спрятать. – Амулет… дай, пожалуйста.

Он не обиделся. Просто выпростал побрякушку из-под футболки – пальцы прошли прямо сквозь ткань фальшивой куртки – и протянул мне кожаный кружок.

– А маг был юморист, – сказала я, дотронувшись до амулета. Блеклую серость иллюзорных глаз тут же сменила привычная мятная зелень – и раздражающий диссонанс того, что я видела, и того, что чувствовала, наконец исчез. – Отличную личину подобрал. Тебе в самый раз.

– Может, тогда стоило оставить всё как есть? Любовалась бы моим прекрасным личиком, сколько вздумается.

– Если ты хотел бы преследовать меня в кошмарах вместе с нашим чёрным другом – пожалуй.

Сидя на коленях напротив, Питер без улыбки смотрел на меня.

– Лайз, не делай так больше, – тихо повторил он.

Я пожала плечами – вернее, дёрнула. Тело до сих пор подчинялось мне не слишком охотно.

– Кому-то из нас двоих пришлось бы пострадать. Я решила, что лучше это буду я. Зато мы остались в полном составе.

– Это я виноват. Своими руками толкнул тебя идти по стезе боевика. Сотворить колдовство, которое тебе не по силам.

– Почти по силам, как выяснилось, – резонно возразила я. – Это было моё решение. И, как видишь, оно себя оправдало.

– Я не должен был позволять тебе идти на такой риск. И не позволил бы, если б знал, что тебе придётся рисковать жизнью. Но я полный профан в магии. Думал, ты знаешь, что делаешь.

– Я и знала. Всё же обошлось. – Я улыбнулась, стараясь не показывать, что сидеть и держать спину прямо стоит мне немалых усилий. – Питер, я не собиралась умирать. Я не первая магичка, творившая телепортацию с маленьким резервом. Шансы того, что я погибну, были ничтожными.

– С вашими шансами, миледи, только в рулетку играть. Учитывая феноменальную везучесть леди рода Форбиден, о которой вы сами мне любезно поведали. Если тебе твоя жизнь не дорога, хоть бы о брате подумала: он тут чуть с ума не сошёл. – Меня взяли за плечи, не позволив упасть – в тот самый миг, когда я уже готова была сдаться и откинуться на свёрнутую ветровку, подстеленную под голову вместо подушки. – В следующий раз я буду действовать так, как считаю нужным.

– Питер…

– Я говорил: пока я с тобой, я лучше умру, чем дам тебя в обиду. И буду защищать тебя даже от тебя самой.

До этой минуты я не особо задумывалась, на сколько он старше меня. Зато сейчас отчётливо ощутила – старше. Мои ровесники были другими: порывистее, суетливее. И слова его – не бахвала, а спокойное обещание, которому слишком хочется и слишком легко поверить.

Я бы даже поверила… если бы не была леди рода Форбиден. Если бы жизнь не доказала мне на примере мамы – и многих других, – что за доверие самым красивым мужским словам рано или поздно приходится платить. Дорого.

– Умирать за едва знакомую девчонку? Камикадзе приняли бы вас в своих рядах с распростёртыми объятиями, мистер Джекевэй.

– Эмпату не требуется много времени, чтобы узнать кого-то. И я уже понял, миледи, что вам трудно полагаться на кого-то кроме себя и своей семьи, но я намерен отучать вас от этой пагубной привычки.

– Зачем? Мне и так…

– …неплохо? – закончил Питер, когда я осеклась, осознав всю абсурдность того, что собираюсь сказать. – Вижу. – Усмешка, с которой он убрал растрёпанные волосы с моего лица, вышла почти грустной. – Особенно в данный момент.

Не знаю, что сломало меня больше: эта усмешка или то, как бережно он заправил длинные пряди мне за уши. Или его взгляд. Или его голос. Или то, как другая его рука продолжала держать меня – так, словно весь мир у меня под ногами мог исчезнуть, уйти из-под ног, рассыпаться в пыль, но и тогда он останется моей точкой опоры. Только следующее, что я осознала – что, уткнувшись ему в плечо, цепляюсь за его футболку и впервые после той ночи в Мулене позволяю себе плакать. От осознания, что моя подруга всё же мертва; от всех пережитых ужасов, всех смертей, усеявших наш путь. А меня держат ещё крепче, чем до того, и впервые с тех пор, как я вошла в мамину спальню и услышала приказ уехать из дома, я чувствую себя по-настоящему защищённой.

Слишком хочется верить ему. Верить в то, что он и правда может стать той опорой, в которой я сейчас нуждаюсь больше, чем когда-либо. Не тем, за кого можно уцепиться, позволив вести себя, куда вздумается, но тем, кто пойдёт со мной бок о бок и поддержит, когда я буду готова упасть. Слишком.

– Отойди. От моей. Сестры.