– Я много где был, пока не приехал в Мулен. И в Динэ жил, и в Ландэне, и в Манчестере… потом понял, что в больших городах мне не особо нравится. Может, потому, что вырос в небольшом. Но в этом доме я жить не могу. – Наконец справившись с нижним замком, Питер дёрнул дверь на себя и, шагнув в прихожую, открыл щиток сигнализации возле входа. – Лайза знает почему.

Я промолчала, слушая, как пищат кнопки, на которых Питер набирал код, отключающий охранную систему.

Хорошо, что сейчас Эша слишком волнуют наш провал и мой самоубийственный план, чтобы он лез в расспросы.

Когда Питер закрыл щиток и включил свет, серые стены окрасила голографическая сирень. В узком коридоре жужжал робот-пылесос, объясняя девственную чистоту паркетного пола, обычно плохо совместимую с брошенными домами. Раздав каждому тапочки, гостеприимный хозяин проводил нас в гостиную и, сдёрнув белые чехлы с кушетки напротив камина и шкафа в углу, достал из последнего чистый стакан и бутылку виски.

– Полагаю, ты не откажешься, – сказал он, наполнив стакан почти до краёв, прежде чем протянуть его Рок.

Баньши, хранившая молчание с тех пор, как мы вернулись в мобиль из дома Латои, посмотрела, как свет люстры бьётся в ряби, расходившейся по янтарной поверхности напитка.

– Грёбаный ты эмпат, – пробормотала она, прежде чем принять подношение. Поднеся стакан к губам, опустошила его залпом, словно в прозрачном стекле было не спиртное, а сок. – Вообще виски – не самый мой любимый напиток, но сейчас я бы выпила всё, что горит.

– У меня тут остался небольшой бар. Подарки от друзей, которые я не успел употребить. Полагаю, позже найдём что-нибудь тебе по вкусу. – Приподняв полупустую бутыль, Питер вопросительно взглянул на меня. – Больше никто не претендует?

– Предпочту оставаться в трезвом уме и твёрдой памяти, – сказала я, – как бы ни хотелось иного.

– Возможно, компенсируем это позже, – загадочно обронил Питер, прежде чем вернуть виски в шкаф. – Располагайтесь. Я дойду до супермаркета, разживусь припасами для ужина.

Не дожидаясь, пока за ним захлопнется входная дверь, я принялась стаскивать чехлы с остальной мебели, возвращая комнате жилой вид. Гобеленовая ткань белыми призрачными одеяниями закрывала всё, кроме камина, на полке которого собрался приличный слой пыли.

– Лайз, – произнёс Эш негромко, пока Рок молча наблюдала за моими действиями с кушетки, – ты уверена?..

– Да. Уверена, – отрезала я. – Другого выхода всё равно нет. Ты знаешь.

– Есть. Мы уже достаточно гонялись за миражами. Теперь можно просто…

– Сдаться? – Я яростно чихнула, когда на моё лицо осела пыль с очередного чехла, зашвырнутого в угол. – Ни за что.

К моменту, когда Питер вернулся с парой больших картонных пакетов, я могла с уверенностью утверждать, что его семейное гнездо обставили со вкусом. Во всяком случае, гостиную отделали в изящном стиле восемнадцатого-девятнадцатого веков: много резьбы по дереву и изысканных завитушек, пастельные тона и голографические обои, имитирующие винтажный шёлк.

– Что я вам обещал по поводу ресторана? – возвестил Питер преувеличенно весело.

– Полагаю, ты не забыл, что мы не можем позволить себе просто прийти в людное место и сесть за столик, – сказала я.

– Нет. Зато ресторан может прийти к нам. – Он кивком указал на пакеты. – Что предпочтёте на гарнир: спаржу или картофельное пюре?

– Ты что, собираешься готовить?..

– Только не говори, что к семнадцати годам ты успела разувериться в существовании подобных чудес. Ты всё-таки не христианка, а готовящий мужчина – не Санта-Клаус.

За усмешкой я различила ту же сумрачную боль, что омрачала его лицо всю недолгую дорогу от дома Латои. И прекрасно знала её причину.

– Пюре, – произнесла я: раз уж Эш и Рок молчали, я взяла на себя смелость решить за всех.

– Он ещё и готовит, – констатировала Рок, когда Питер удалился в коридор – видимо, по направлению к кухне. Достала из сумочки знакомую сигарету. – Тащи его к алтарю, Лайза, пока не убежал. А то даже странно, почему такое сокровище до сих пор не окольцевали.

Эш прошёл к выходу из комнаты с каменным лицом христианского священника, которого исповедь вынуждает бесстрастно слушать признание в совращении малолетних, – и хлопок, с каким брат закрыл за собой дверь, сотряс дом до основания.

– Видимо, прав отец, – сказала баньши прежде, чем я успела прокомментировать случившееся. – Журналист из меня никудышный. Может, коронер получится лучше.

– В смысле «никудышный»?! – Я нависла над кушеткой, надеясь, что в моих словах прозвенело достаточно возмущения. – Рок, ты нашла Ликориса. Не стража – ты. То, что он был мёртв к моменту, когда мы пришли, уже частности.

– Но я не помогла тебе.

Голос её звучал так глухо, так безнадёжно, что даже если б я хотела на неё сердиться, то сейчас не могла бы. А я и не хотела.