– Славка, развяжи меня! – попросил Ник.

Тот, что в растоптанных ботинках, бросил старика, обернулся и мелко засмеялся.

– Щас, – выговорил он, кажется, с удовольствием. – Развяжем! Жди!..

Лиса все мычала и билась.

Второй подошел к ней и присел на корточки.

– Эх, дуся моя! – Он протянул руку и нежно потрепал Лису по щеке, залитой бензином, а потом брезгливо вытер ладонь о ее джинсы. – Распрекрасная ты моя начальница!.. Сгоришь ведь, следа не останется, а туда же – крутышка, самая главная!..

Он засмеялся, встал и посмотрел вниз.

– Расследовательница! Знаменитость, мать, мать, мать!.. Вся из себя, «поршик» у нее, папаша подарил!.. У меня теперь тоже «поршик» будет, заинька! Вот спасибо тебе, что ты меня на такое дело подписала! Вот поклон тебе, на том свете повидаемся!

И человек в растоптанных ботинках до земли поклонился.

– Ну чего? – спросил он другим, деловым тоном. – Все, или остался еще бензинчик? Дай сюда, придурок!.. И не ссы, смотреть тошно!.. Тащи спички из кухни, слышь, боец?

– Зажигалка есть…

– Какая, в узду, зажигалка! Делай, что тебе говорят!

Он сейчас чиркнет спичкой, подумал Ник совершенно спокойно, и мы сгорим. Заживо. Лиса, старик и я.

Бедная Лиса. Бедная моя мама. Она не переживет.

Человек в стоптанных ботинках отшвырнул канистру и огляделся.

– Где ты пропал, придурок?! Спички давай, и двигаем отсюда! Нам еще машину ее отогнать надо! Ключи забрал?

– Вот ключи, – прохныкал брат Слава. – Может, не надо, а?.. Может, лучше их застрелить? Гореть долго будут…

– Еще шум поднимать на весь мир! И патроны все считаны, на деньги куплены! На мои, между прочим!.. Ходу, ходу! Шевелись, карась!..

Ник, взревев, стал подниматься на ноги, веревка не пускала его, и оказалось, что, когда боль становится невыносимой, ее можно терпеть.

Деревянный стол, которым сверху придавили старика Александра Александровича, вдруг подпрыгнул, загрохотал и свалился на бок.

– Руки в гору, – приказали оттуда.

Александр Александрович неожиданно, словно на пружинах, распрямился, сделал шаг. Тот, что командовал, изумился и потерял две драгоценные секунды. Когда он бросился на старика, было поздно. Тот одним движением перехватил его за шею, повернул и аккуратно опустил на пол, бездыханного.

Тут над головой у Ника загрохотало, просвистело, потемнело, обвалились осколки, и зычный голос заревел:

– Всем стоять, работает ОМОН!..

Пространство заполонили люди в масках и пятнистых одеждах. Один из них, прыгая, задел веревку, которой Ник был привязан к батарее, споткнулся, сильно потянул, Ник повалился на бок, и все кончилось.

Три дня он провел в больнице – «на коечке», как сформулировал лечащий врач.

– Полежите несколько деньков на коечке, – сказал он, зашив Нику бок.

Рана была пустяковая, но болезненная, да еще рука задета, не пошевелить, и все три дня Ник изо всех сил жалел себя.

Как это он не сообразил? Ничего не смог сделать, никому не смог помочь! И Славка! Его-то куда понесло?! Когда Ник вспоминал, как двоюродный или какой-то более сложный брат поливал его бензином, ему становилось дурно, к горлу подкатывала тошнота, рука наливалась болью и потом долго не отходила. Ник старался не вспоминать.

Лиса не показывала носа, зато с утра до ночи возле его кровати, сменяя друг друга, толклись мать, Сандро, водитель Сандро и домработница Сандро. Водитель привозил подарки, домработница притаскивала еду. Они ни о чем с ним не разговаривали – разве что о погоде и перспективах отпуска. Об этих перспективах особенно убедительно толковал брат – нужно лететь на море, надолго, не на пять дней, там ничего не делать, только приходить в себя и наслаждаться жизнью.

Ник терпеть не мог это выражение – наслаждаться жизнью!..

О том, что Лиса жива и старик Александр Александрович жив и здоров, Ник, разумеется, знал, а больше ничего выведать ему не удавалось, и он злился на родных.

У Натальи Александровны, когда Ник принимался допытываться, глаза моментально наливались слезами, а они с братом с самого детства не выносили маминых слез, и Ник сразу же отставал, просил прощения, каялся и тоже начинал рассуждать об отпуске на море.

Сплошное наслаждение жизнью, что ты будешь делать!..

В день выписки почему-то никакого столпотворения возле его «коечки» не было. Лечащий врач заглянул, осмотрел рану, велел сестре поменять повязку, и в двенадцать Нику принесли «историю болезни».

– Вы уж больше под обстрел не попадайте, – добродушно напутствовал его лечащий врач. – Ничего страшного, конечно, но ведь неприятно, согласитесь!..

Ник согласился.

Телефон у него куда-то пропал, и он много времени потратил, прикидывая, куда все могли деться и как ему теперь добираться домой.