— Давно он с ней. Как давно, мать вашу? Она же со мной. Каждый день. Каждый. Гребаный. День. Со мной. И с тобой.

— И со мной. Поэтому проверить надо. Все, пошли отсюда. Здесь приберут.

Сделал еще несколько глотков. Шумно выдохнул, стараясь отдышаться и разогнуться. А мне кажется, что между лопатками нож торчит. В стену кулаками, до крови, пока кости не затрещали. Отдышался, наконец. Боль немного отрезвила.

— Да. Все. Поехали. Нет времени.

Я не хотел сейчас думать. Потому что, если позволю себе — с ума сойду нахрен.

Впервые за много лет понимал, что не контролирую себя, что я на грани. Сорвет меня — и все. Даже машину вести не могу, трясет всего, и Граф молчит, за руль вместо меня сел. Его изнутри раздирает, я вижу, как челюсти сжимает до крошева зубов.

* * *

Дома под душем стоял холодным, и во рту появился привкус мертвечины. Словно гнили нажрался. И дышать нечем. Я вздыхаю, а легкие огнем жжет, и выдохнуть не могу.

Когда вышел из ванной, понял, что не справляюсь. Мне анестезия нужна. Немедленно. Набрал кое-кого. Остались связи с прошлых времен, когда еще Ворона подсиживал и дела проворачивал втихаря с барыгами.

— Димыч? Живой еще?

— Ты ли это, Зверь?

— Я. Собственной персоной. Мне кое-что надо.

— Так это не ко мне теперь. Я пас.

— Не заливай. Мне надо. Самому.

— Нету, говорю. Не моя тема больше.

— Так узнай, бл**ь, чья и привези. Иначе я сам к тебе приеду. И если хоть что-то найду — линчую на месте.

Он несколько секунд думал.

— Сколько?

— Десять.

— У меня нет столько.

— Сколько есть?

— Сейчас три.

— Вези три. Только быстро, братан.

— Думал, ты не в теме давно.

— Я тоже так думал.

Привез через двадцать минут. К подъезду на моте подкатил, трусливо озираясь по сторонам. Я денег ему дал и сунул пакеты в карман. На разговоры времени не было.

— Херово выглядишь, Зверь.

— Ну ты ж лекарство привез. Теперь все зашибись будет.

Я пакет прямо в коридоре разодрал, на комод сыпанул, и сразу несколько полосок втянул. В голове тут же ослепительно взорвались все мысли. Ядерным. С резонансом дрожи по всему телу. Искусственный кайф, притупляющий боль.

Стоял у зеркала, опираясь руками на комод, и смотрел на свое отражение. Взмокший, бледный, и в глазах начало проясняться. И адреналин закипал с шипением, словно пошла разморозка. Я буквально слышал, как он бурлит внутри.

Оживаю и подыхаю одновременно. Зверь оживает, а я в агонии, только уже не так больно. Уже под наркозом. Вот так лучше. Так думать можно.

Зажал переносицу пальцами. Теперь можно куда-то ехать. За руль сесть.

Сунул пакет дряни в карман рубашки, продолжая смотреть на свое отражение. Потом оттолкнулся руками и, подхватив сотовый, вышел из квартиры.

* * *

— Я впервые слышу такую фамилию, да и девочку эту вижу первый раз. Не было у нас такой.

Я смотрел в маленькие глазки директора детского дома и прикидывал: если сейчас схватить его за затылок и приложить о столешницу, он ее узнает или нет?

— Не было такой? Или после громкого скандала в вашем детдоме полгода назад вы решили забыть нескольких воспитанниц, чтобы избежать проблем?

На его лице не дрогнул ни один мускул, он только поправил очки толстым указательным пальцем.

— После скандала многие были уволены, в том числе и бывшая заведующая. Мне не о чем волноваться. Я работаю здесь больше пятнадцати лет и всех наших воспитанников помню в лицо — такой у нас не было. Вы можете просмотреть архивы.

Я откинулся на спинку стула, продолжая сверлить его взглядом. Не похоже, чтоб нервничал, но я уже сам не знаю, что на что похоже. Я запутался до такой степени, что мне хочется убивать каждого, кто говорит мне то, чего я не хочу услышать. И сейчас мне хотелось свернуть шею этому толстяку с лоснящейся лысиной и свинячьими глазками.

— А бывшая заведующая? Где она сейчас? Может, она вспомнит?

— Лариса Алексеевна умерла два месяца назад. Угорела в своей квартире. Газ забыла выключить.

Я усмехнулся. Или ее там угорели. После того, как воспитанниц за бабки подкладывала. Чтоб много не разговаривала.

— Где ваши архивы?

— Вы можете их посмотреть в понедельник. Сегодня пятница и…

Я ударил кулаком по столу, и у него с физиономии свалились очки, когда он подпрыгнул от неожиданности.

— Анатолий Иванович… не злите меня. Никаких понедельников. Вы откроете мне помещение лично и прямо сейчас, еще и покажите, где смотреть. Вы меня хорошо слышите?

Он быстро закивал, отодвигая ящик стола, а я поднялся со стула и почувствовал, как снова становится нечем дышать.