Музыка играла все громче, и я понимала, что мне, наверняка, что-то подсыпали в питье, чтобы я не боялась. Какую-то дрянь типа экстази. Меня заставили полностью раздеться, я слышала сопение ведущего, понимала, что тот видит мое тело в мельчайших подробностях. И ему нравится то, что он видит, очень нравится. Я ползала по помосту следом за мужчиной в черном, который водил меня за ошейник и щелкал плетью.

— Оближи губы, сука. Смотри в камеры и облизывай.

Мне казалось, что просмотр затянулся, что других участниц смотрели гораздо быстрее, что их не заставляли тысячи раз поворачиваться, изгибаться, поднимать волосы, улыбаться, танцевать, тереться о шест.

"Меня найдут, Макс меня спасет, он придет за мной. Обязательно придет за мной. И с каждой минутой я ближе к этому. Они все пожалеют об этом, когда он придет. Все до одного", — успокаивала себя чувствуя, что мои нервы на пределе. Это закончилось внезапно, видимо, кто-то назвал такую цену, что перебил все предыдущие ставки. Либо Бакит назвал ту сумму, которую хотел услышать Мехмет. Когда ее огласили, я застыла, не веря своим ушам, понимая, почему Мехмет меня не ударил тогда. Это стоило того, чтобы держать себя в руках.

— ПРОДАНА.

Мерзкое слово эхом разнеслось по пустому помещению и запульсировало у меня в голове.

Я с ужасом увидела, как двери распахнулись. Зашли несколько мужчин в черных костюмах и плащах. Они казались совершенно одинаковыми, как близнецы. На меня набросили просторный халат и увлекли к выходу. Последнее, что я увидела, прежде чем мне завязали глаза — это улыбающегося, довольного Мехмета. Он помахал мне рукой и послал воздушный поцелуй.

"А с тебя Макс сдерет кожу живьем и выпотрошит, как свинью. Это я тебе обещаю".

* * *

Меня вели по коридорам с завязанными глазами, подталкивая в спину, но молча. Ни звука не издали, проклятые.

Я поняла, что мы спускаемся по ступенькам, потом меня пересадили куда-то… Кажется, на моторку. Судя по звуку и холодному ветру, треплющему волосы и освежающему горящее лицо. Тишина давила на мозги. Опять начиналась паника, а я старалась дышать глубже. Очень глубоко и медленно.

"Когда тебе будет нечем дышать, малыш, дыши мной. Думай обо мне и дыши".

И я думала о нем, я наивно надеялась, что мне это поможет. Надеялась, даже тогда, когда меня снова поднимали по ступеням и когда сняли повязку с глаз. Я поняла, что мы уже на другом судне и все еще продолжала медленно дышать, справляться со страхом и паникой.

— Пошли, — мужчина в черном кивнул в сторону коридора и грубо взял под руку, — тебя ждут.

Когда я увидела того, кто купил меня, я вдруг поняла, что меня еще не ломали. Что ломать меня будут именно здесь и именно этот человек с густой бородой и колючими, страшными черными глазами так похожими на глаза Ахмеда.

— Здравствуй, Дарина, — сказал он низким голосом, — знаешь, зачем ты здесь?

— Я знаю, что будет с вами, когда меня найдут.

Он усмехнулся уголком рта.

— Мы тоже знаем, поверь. Но мы подготовились.

Его глаза лихорадочно блеснули, когда он опустил взгляд к моей груди и облизал мясистые губы.

— Мы снимем тебя в нашем блокбастере с рейтингом двадцать один плюс, птичка. Основанном на реальных событиях. А ты для нас сыграешь самую лучшую роль в своей жизни — СЕБЯ.

Бакит смотрел, как тело женщины извивается от ударов хлыста, и от каждого ее стона закатывал глаза. Да-а-а-а. Вот оно. Та самая музыка, которая поднимает из мертвых — ее стоны.

И эти полосы на спине. Тонкие, аккуратные, как царапинки. До мелких капелек крови, а боль адская. Изнутри рвет. Он любил, когда у него получались узоры, а это случалось ТАК редко… и с каждым годом все реже и реже. Как можно рисовать на грязных холстах? Вдохновение испарялось, таяло от их фальшивых улыбок, лести, покорности, жалкой раболепной преданности. Игры. Одни игры. "Да, Господин, да Хозяин". Ему надоело играть. С детства хотел по-настоящему. Они с Ахмедом часто снимали живые развлечения… Только отец, когда узнал, выгнал младшего сына, думал, это он десять девушек на смерть в охотничьем доме замучил. Но Ахмед любил именно игру, за ним любовницы сами бегали пачками, а у Бакита никого. Только шлюхи, и те до ужаса боялись. Приходилось самых дешевых брать, неразборчивых. Не все они потом обратно возвращались.