Говорю, а у самой по щекам слезы катятся и от боли в глазах рябит, потому что хочу броситься к нему и обнять сзади до хруста, заорать, что я скучала, что мне было страшно. Где он был эти три дня? Я же спать не могла, я же выплакала все глаза и ободрала ногти до мяса. Почему он бросил меня здесь одну? Он что больше не любит меня? Я даже не представляла, что именно в этот момент та самая паутина обвилась вокруг моего горла и постепенно начнет меня душить, распарывая кожу… пока не обмотает мое сердце и не выжмет его до последней капли крови.

И вдруг он резко распахнул окно настежь. Ледяной воздух ворвался в помещение, я хлебнула его широко раскрытым ртом, словно понимая, что больше дышать, как прежде, уже не смогу никогда… Им дышать… У нас отныне нет общего дыхания. Мы дышим по разные стороны пропасти. И, может, с его стороны и есть кислород, а у меня только угарный газ, и совсем скоро я просто задохнусь.

— Смертью воняет, — наконец заговорил он… голос глухой, хриплый, а у меня. внутри защемило, словно начала замерзать… я в нем пустоту ощутила, — чувствуешь, Дарина? Здесь воняет твоей ложью и твоей смертью.

И он обернулся ко мне.

Когда я посмотрела ему в глаза, я, кажется, даже пошатнулась. Мертвая пустота. Выжженная пустыня, а не глаза. И в тот же момент слишком тяжело в них смотреть. У него всегда был невыносимый взгляд, но сейчас он убивал меня этим взглядом. Не похож на себя. Словно впервые вижу этого человека. Он изменился за эти дни так, что мне казалось, наша пропасть длиной не в какие-то дни, а в десятилетия. Кажется, у него на висках поблескивает седина, или это тусклый свет так падает на волосы. И еще мне казалось, что он пьян. Его зрачки сухо блестели на осунувшемся лице с многодневной щетиной, и одет слишком небрежно. Я буквально физически ощутила, как ему сейчас плохо. Волной. Отдачей. Он выглядел так, словно несколько дней беспробудно пил. Под глазами мешки с синяками, и все костяшки на руках сбиты до мяса. Что-то случилось, пока меня не было… что-то помимо моего исчезновения. Что-то страшное… И это что-то изменило моего мужчину до неузнаваемости. Он сломан и безумен. Никогда я еще не видела, насколько человек может быть не в себе, как в эту минуту, и я вдруг поняла, почему его назвали Зверем… Вот за это. За то, что рядом с ним становилось страшно шелохнуться, он излучал запах смерти сам… Мне тоже завоняло ею в эту секунду. Нашей смертью.

Я сделала несколько шагов к нему и остановилась так близко, что теперь чувствовала, как от него разит алкоголем и отчаяньем.

Снова посмотрела в глаза и почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов. Стиснул челюсти и только дышит часто, ноздри раздуваются, и взгляд все тяжелее и тяжелее, а меня прогибает под ним, прессует и давит к полу. Провела пальцами по его скулам. Молчит, просто смотрит в глаза, и напряжение отдает в голове потрескиванием электричества.

— Сколько ночей ты не спал?

— Не помню, — говорит одними губами и смотрит исподлобья, словно внутри него происходит какая-то борьба, известная только ему.

— Что-то случилось?

— Случилось.

Я рывком обняла его за шею. Чувствуя, как задыхаюсь, как невыносимо быстро бьется сердце и заходится в немом крике. Не обнимает в ответ. Каменный. Напряженный настолько, что я это напряжение ощущаю даже кончиками волос.

— Расскажи мне. Поговори со мной. Пожалуйста.

Руки хаотично гладят его волосы, путаются в шевелюре. Конечно, что-то случилось, поэтому он не приезжал. Может быть, даже ради моего блага… ради нас и… Я почувствовала этот взрыв всем телом, за секунду до того, как он сжал мои руки до хруста в костях и резко отодрал от себя.

— Ты спрашиваешь, что случилось, Дарина? А мне хочется разбить тебе голову о стену за этот вопрос, — я невольно отшатнулась, потому что в его глазах произошел этот взрыв так же мгновенно, как и в поведении. Они заполыхали жгучей ненавистью, от которой стало невозможно дышать, от которой все внутри скрутило в узел и разорвалось на ошметки. — Но я отвечу тебе. Ты случилась. Ты все эти дни подыхала внутри меня, но так пока и не сдохла. Ты ужасно живучая сука. Мне больно, пока ты подыхаешь… Мне так больно, Дарина. Я на части разваливаюсь, а ты… ты все еще живая. Вот здесь живая.

Прижал мои руки к своей груди, выламывая, причиняя адскую боль. Я попыталась освободиться, но он сжал мои запястья сильнее и дернул меня к себе. Слова бессвязные и похожие на бред. И я не пойму, что он говорит, я только сама рассыпаюсь на части. Вместе с ним.

— . Кто ты такая? Кто? Что за суку я пригрел рядом с собой? Кого я подобрал там, на дороге? Кто ты, мать твою?

Я смотрела на него расширенными глазами, не понимая, чувствуя только, как внутри вместе с испугом продолжает разливаться то самое онемение, и в груди дерет, как ржавыми крючьями. Дырявит сердце. Пробивает насквозь.

— Твоя малышка, — прошептала я, — твоя.

— Нет… — очень близко к моему лицу, щекой по моей щеке скользит, — ты его сука, его шваль и его шлюха. Смотрю на тебя и не понимаю, как я мог быть таким слепцом? Чем ты взяла меня? Чем ты вгрызлась мне в мозги?