Схватил за лицо и резко повернул мою голову в сторону, какое-то время смотрел на мою шею, а потом ударил снова. Наотмашь с такой силой, что у меня перед глазами потемнело, а из носа потекла струйка крови, медленно повернулась, глядя ему в глаза:

— Когда-нибудь… когда ты узнаешь правду, ты вспомнишь именно вот эту секунду. Ты уже убил меня… Не сегодня и не сейчас. Ты убил меня, когда поверил. Не мне.

Ты сделал это с нами… убил меня и себя, Максим.

И он ударил еще раз, а я всхлипнула, прижимая руку к разбитым губам. Глотая кровь вместе со слюной. Во рту привкус ржавчины и непролитых слез. Повернул меня к себе за подбородок, а у самого в глазах слезы блестят, а меня разрывает на части от понимания, что бьет нас обоих, и назад дороги уже нет и никогда не будет. Бьет и плачет. Такой страшный и такой красивый в своем безумии.

— Красиво, — серьезно сказал он, словно вторя моим мыслям, медленно вытирая струйку крови у меня под носом, — очень красиво, Дарина. Я оценил. Но это уже не имеет значения. Ничего не имеет значения. Я все видел своими глазами. Не получится, маленькая… Я бы хотел, чтоб получилось. Я бы душу продал, чтоб забыть… как ты…

Пальцы водят по разбитым губам, он следит за ними и весь дрожит. Потом вдруг двумя руками разодрал на мне свитер. Взгляд бешеный и горящий похотью, от которой по венам током расходится отдача. Такая привычная реакция на его желание. Тело ведет себя, как и раньше, оно помнит совсем иное, оно помнит, как можно его желать и что он может дать взамен. Только разум орет от протеста, разум понимает, что это все не настоящее, что это унижение и издевательство. Это не вожделение — это его истерика и утверждение прав. Он хочет показать мне, что я принадлежу ему, и он сделает со мной все, что захочет, и сейчас он хочет меня. Только я не могу так. Не так. Не надо вот так. Это не про нас… нам нельзя. Мы другие.

— Раздевайся. Наголо.

— Нет, — закрывая грудь руками. — Нет. Макс, нет, пожалуйста.

— Нет? А ему ДА. Ему на все "да". Ему на каждую грязь — "да". На колени.

— Нет.

— Я сказал — ДА.

За затылок — и толкнул на пол. Расстегивая ширинку одной рукой, а другой впиваясь в мои волосы.

— Так тебе нравится? Вот так ты любишь? Давай, возьми в рот.

Я стиснула губы, тяжело дыша и закрывая глаза.

— Не надо, пожалуйста, Максим… не делай этого с нами.

— С нами? Где ты видишь нас? Есть я и грязная шалава Бакита, которая сейчас будет меня ублажать так, как я этого хочу.

Каждый раз, когда он говорил про ублюдка, мне хотелось заорать, истерически громко орать от этой несправедливой лжи, от этого унижения, но я не могла, у меня словно голос отнялся… В тот момент, когда я поняла, что поверил не мне, я уже не могла кричать и оправдываться. Потому что бесполезно. Потому что Макс уже осудил меня и точно знает, какое наказание я понесу. Для него я безоговорочно виновата.

— Какое лицо. Великомученица Дарина. А с ним орала от наслаждения и кончала, как течная сука, дергала его за член и сосала. Давай. Соси. Может, мне понравится, и я не убью тебя сегодня.

Я просто стояла перед ним на коленях с закрытыми глазами. Я не могла смотреть на него. Не могла и не хотела. Лучше вот так… с закрытыми глазами. Чтобы не помнить его лицо таким. Чтобы может быть попытаться когда-нибудь забыть.

Сильно сжал мои волосы и надавил на щеки, заставляя открыть рот, рванул в него до самого горла, но я так и стояла, закрыв глаза, истекая слезами изнутри.

— Давай. Соси его, Дарина. Делай хоть что-то, мать твою.

Он толкался несколько минут. Яростно, фиксируя голову, чтоб не могла увернуться, без стонов. Только тяжело дыша. Снова почувствовала, как его рука гладит и перебирает волосы, невольно сжала его бедра, проводя языком по горячей плоти, и он глухо застонал, убирая мои волосы с лица, ускоряя темп, а у меня тело и душа раздвоились. Меня разрывает от боли, и в тот же момент это дикое желание ощущать его вкус на губах… дать почувствовать, как я хочу и люблю его. Может быть, он не верит словам, не верит моим глазам, но поверит ласкам и прикосновениям. Я же так тосковала по нему, так скучала все эти дни. Мы так долго не виделись. Пусть почувствует, как я люблю его, как скучала. Боже. Я тоже сумасшедшая. Мы оба сошли с ума или горим в аду.

Сама приняла его член глубже, лаская руками горячий ствол, сжимая, чувствуя пульсацию вздувшихся вен, и Макс зарылся в мои волосы пальцами, уже не причиняя боль, а подаваясь навстречу.

— Да-а-а. Вот так… девочка… вот так.