К ней приехал в невменяемом состоянии, обдолбаный до смерти, а увидел ее, и в мозгах прочистилось, да так, что от боли сдохнуть хотелось. Бил ее, и, казалось, самого скручивало пополам. Губами к ссадинам прикасаюсь, и трясет всего. Поверить не могу, что ударил… а потом смотрю в лицо это и вспоминаю, как оно спермой Бакита перемазано было, как улыбалась этими сочными губами и пальцы облизывала, и тошнит меня. В кровь разбить. В мясо. В месиво. Чтоб не было лица. Глаз не было. Ничего чтоб от нее не осталось.

Потом снова часами пленку просматривал, и за ней наблюдал. Понять не мог, как в этих глазах умещается такая чудовищная ложь? Как ей там места хватает рядом с моим отражением, в слезах, в тумане из отчаяния, как они уживаются? Где границы актерского мастерства? Чего я в своей жизни не знаю и не видел? На что повелся?

Смотрел в голубые омуты и понимал, что закрыть их хочу. Адски хочу закрыть, навечно, чтоб не видеть жуткие черты чудовищного обмана, игру не видеть. Она говорит, и я умом понимаю, что врет. Без зазрения совести, красиво, искусно, а сердце орет, заходится в агонии. Оно верит. Оно хочет верить. А мне хочется вскрыть грудную клетку, достать его оттуда и раздавить, чтоб заткнулось и не мешало.

Сам не понял, как узбеков порешил… лишь за то, что о ней так сказали, посмотреть посмели, руки свои протягивать. Похоть в глазах Тахира увидел, и переклинило меня. Все больше и больше контроль теряю. Раньше она меня успокаивала, а теперь все, что ее касалось, взвинчивало, срывало, с ума сводило. Не ушел, когда попросила, дал нам передышку в несколько часов. Тайм-аут от боли себе и ей… только ей от чего, не знаю. Видел, что почти не спала неделю. Я за каждым передвижением ее по дому следил. Когда попросила, не смог уйти. Мне это было нужно. Дыхание у себя на плече. Тепло ее кожи. Запах. Как последний глоток. Успокаивался под ее ритм. Она дышит, и я дышу. Спит, и Зверь засыпает. Тревожно, дергано, но засыпает.

Сомнения во мне поселила, и я почувствовал эту легкую тварь-надежду. Подлую, хрупкую. Она шевелится, оживает, и я раздумываю, раздавить ли ее в зародыше или дать расти, крепнуть. Мне б хотя бы за что-то уцепиться. За какой-то обрывок нити потянуть и начать распутывать клубок, если он есть. И я лихорадочно скрюченными пальцами шарю, но не нахожу ничего.

Вспомнил, как брат с одним айтишником дела вел. Тот все пленки на подлинность проверял. Эту… позорную грязь кроме меня никто не видел. Может, Бакит и рассчитывал на то, что такое не спешат кому угодно показать? Слишком отвратительно и унизительно, чтоб кто-то видел, как тебе, лоху, рога ставят, да так, что блевать хочется. Но я пообещал ей. Даже не так… не ей… а себе. А вдруг. Может быть именно вот здесь оно и есть. Та самая ниточка. Я ее нащупал, но не тяну. Набрал номер парня. Тот ответил не сразу, но меня узнал.

— Дело есть. Только сболтнешь кому — в асфальт закатаю.

— Лишние предупреждения, Максим Савельевич.

— Предупреждения никогда лишними не бывают. Помощь твоя нужна. Файл один пробить на подлинность. Куда скинуть можно, чтоб не засветить?

— Я дам электронку. Там все самоликвидируется после скачивания. Вам, кстати, Андрей Савельевич сбрасывал расшифровку переписки? Я восстановил все.

Я медленно закрыл глаза и под пальцами бокал затрещал. Переписка… мать ее. Выдержу? Сейчас, когда надежда опять появилась и уже скорчилась в страхе смерти. Какая-то часть меня злорадно хохочет, а какая-то начинает снова кровью истекать.

— Не скидывал. Скинь на адрес, с которого файл пришлю.

Через пару минут отправил ему видео, он отзвонился, что получил.

— Сколько времени уйдет на определение подлинности? Меня волнует, есть ли монтаж, один ли и тот же человек снят на пленку на протяжении всего ролика.

— Пару суток займет, Максим Савельевич. Если сильно постараться — полтора дня как минимум.

— Сильно постарайся. Я буду благодарен лично.

— Вам расшифровку кинуть на эту же электронку?

Стиснул зубы.

— Да.

Когда получил файлы, пока скачивал — от напряжения пот градом по спине катился. Удалил электронку, как только закачался последний. И открыть не мог. Рука тряслась. Пару секунд пожить с той жалкой тварью-надеждой, которая уже знала, что умирает…

А потом я хохотал. Как чокнутый. Захлебываясь, запивая дорожки кокса неизменным виски и прокручивая колесико мышки ниже и ниже.

Она писала ему то же самое, что и мне. Словно копипейстом нам слала. Я дочитал до конца. Потом перечитал и снова Глеба набрал, уже не узнавая свой голос:

— Откуда сняли разговоры?

— С ее ноутбука. Ай пи совпадает с вашим домашним. Файл с смсками с ее телефона. Распечатка переписок по мессенджерам. Все принадлежит ей.

— Это можно подделать?

— Теоретически да, но…

— Меня интересует практически. Ты бы, если захотел, смог бы?

— Да. Не так-то легко, но смог бы. При соответствующем доступе к гаджетам.

— Хорошо. Жду отчета по видео.

Отключился и в который раз в стену со всей дури и руки в кровь. Уже привык к этой боли. Даже не чувствовал ее.