— Я тебя закопаю. Ты сдохнешь вместе со мной. Я тебя за собой потяну.

— Фима, что там у тебя? — голос одного из охранников.

— Сотовый стянула и закрылась. Бакиту звонила. Набирай Макса.

Шаги отдалялись, а я снова в окно на небо смотрю — все еще ни одной звезды. Их больше и не будет. Мои звезды закончились. Макс их зажег, он же их и погасил.

Больше ко мне никто не приходил, а я часами смотрела на это небо.

Смотрела, как все погружается во мрак, утопает в щупальцах черного марева. Ни звезды, ни лунного света, только фонари. Тогда я думала, что умерла и это тоже забавно потому что я была еще жива. Настолько жива, что я чувствовала каждый удар своего сердца. Потому что билось больно.

К дому снова подъехала машина, но я не пошевелилась… хотя я уже точно знала, кто приехал.

У меня начали дрожать колени. Сильно дрожать. От звука его голоса. Он отдал приказ всем убираться вон, а я продолжала смотреть на проклятое небо. Больше не возникало вопросов о его решении. Надежда умерла еще несколько часов назад. Да и мне уже не хотелось ничего. Я уже не прощу… и не хочу прощать. Это и правда конец.

Слышала его шаги по лестнице. Очень быстрые. Вышиб дверь с ноги и остановился на пороге, отыскивая меня безумным взглядом. Нашел и замер на какие-то минуты, растянувшиеся на столетия.

Когда он сделал шаг ко мне — все же стало страшно. Страшно и очень холодно. Так холодно, что изо рта вырывался пар. Я задрожала, обхватывая себя руками… Его взгляд… Пустой. Жуткий. Как сама смерть. Мертвый взгляд. На очень бледном лице. Настолько бледном, что отдавал синевой из-за щетины и темных кругов под глазами.

Но где-то внутри все же почувствовала всплеск радости… Ненормальный. Едва уловимый. Словно я пересохла и вдруг стала глотками пить его присутствие. Как и всегда, когда видела его после разлуки. Только сейчас смотрю, и все разрывается внутри, разламывается, распадается на части. Я уже там, на дне пропасти. Резко завыл ветер, и я вздрогнула.

В его руке хлыст. Почти такой же, как был у Бакита, и сжимает он его с такой силой, что мне кажется, я слышу, как хрустят кости.

— Я вернулся, — голос скрипит и хрипит, отдает эхом в полупустой комнате.

— Вижу, — так же хрипло, глядя на него и понимая, что не узнаю. Чужой. Совершенно чужой. За какие-то сутки. Не знаю я его больше. А может, и не знала вовсе.

Никогда раньше не чувствовала запах смерти, а сейчас мне начало казаться, что ею пахнет каждая пылинка в этой комнате. Не моей смертью, а НАШЕЙ. Все умирает… все то, что связывало меня с Максом. Умирает так болезненно, что я ощущаю, как веет могильным холодом и агония разрывает виски. Мне так страшно… Ни одного вздоха и ни одного удара сердца. Словно и там, внутри меня, становится пусто. Вихрями гуляет отчаяние и обреченность с тяжелой обоюдной ненавистью.

Он меня ударил не сразу, вначале швырнул на колени, расстегивая ширинку и хватая меня за волосы. Я не сказала ни слова. Смотрела снизу-вверх в его глаза и не видела в них его… а только смерть. Нет… не ту смерть, а нашу. Теперь я отчетливо понимала, что нас больше нет.

— Бакит, Ахмед… кто еще? Сколько их было? Под кого ты ложилась? Под скольких, сука?

— Сколько валялось под тобой?

И тогда ударил по лицу. Сильно. Так сильно, что в глазах потемнело.

А потом начался ад. Он сдирал с меня одежду, рвал в лохмотья, цепляя кожу, оставляя ссадины, опуская мне на спину хлыст.

Я даже не сопротивлялась, из моих глаз просто катились слезы. Я отползала от него, а он шел следом и бил. Поднимала к нему лицо, залитое слезами. В каждой слезе кусочек нашей любви. Это она… уплывает куда-то по моим щекам, под его рычание и мое понимание, что это конец… Да, я хорошо его знала. Я больше для него не маленькая девочка, не малыш. Я обычная шлюха, которую можно драть на части, пока она не сдохнет. И он раздерет… каждый кусок меня. Раздерет и отымеет, помечая и предъявляя права, пока я буду корчиться в агонии. Живой я отсюда не выйду… а умолять пощадить не хочу.

Смотри мне в глаза, Макс, убивай и смотри. Видишь, там тоже пусто? Видишь там свое отражение? Я уже не плачу, потому что мне больно, я плачу, потому что ты убиваешь мою безоговорочную, абсолютную любовь к тебе… это ее ты сейчас унизительно поставил на колени и обрываешь ее бабочкам крылья. Она так кричит. Ты больше не слышишь ее? Она так громко кричит… Весь смысл моей жизни состоял в ней… когда ты убьешь ее, что останется у меня? Что останется мне, Макс? Тогда убей нас обеих… Сегодня. Позже я пойму, что ты и пришел меня убивать.