— Колыбельную? Издеваешься?

— Да. Вот эту… Спи, сладкая… Помнишь?

— Помню.

— Спой мне, пожалуйста"

Slеер, sugаr, lеt уоur drеаms flооd in,

Likе wаvеs оf swееt firе, уоu'rе sаfе within

Slеер, swееtiе, lеt уоur flооds соmе rushing in,

Аnd саrrу уоu оvеr tо а nеw mоrning

Тrу аs уоu might

Yоu trу tо givе it uр

Sееms tо bе hоlding оn fаst

It's hаnd in уоur hаnd

А shаdоw оvеr уоur

А bеggаr fоr sоul in уоur fасе

Still it dоn't mаttеr

If уоu wоn't listеn

If уоu wоn't lеt thеm fоllоw уоu

Yоu just nееd tо hеаl

Маkе gооd аll уоur liеs

Моvе оn аnd dоn't lооk bеhind *1

Собственный голос, такой страшный, сорванный, звучит эхом в полной тишине. Мне казалось, я где-то в дьявольском месте из склеенных воспоминаний о былом счастье. Калейдоскопом в обратном направлении, от этого момента до самой нашей первой встречи. Рефлексируя на самых острых моментах счастья.

Я думал, что больнее уже не бывает. Что она уже причинила мне самую адскую боль своим предательством. О, как я ошибался. Я был несчастным идиотом, я понятия не имел о боли даже тогда.

Она пришла с осознанием, что все же убил ее. Смог. Стиснула все тело и принялась дробить на куски. Дикое опустошение и непонимание, а что теперь? Что мне делать теперь, малыш? Вот сейчас, когда я наказал и казнил нас обоих, что мне теперь делать?

Когда-то она спрашивала, люблю ли я ее. Никогда не знал, что ответить. Нет, я не любил ее. Любовь ничто по сравнению с тем, что я чувствовал к ней. Слишком это слово истрепанное и светлое в понимании большинства. Я ею болел, как самой жуткой смертельной болезнью, уродующей душу до полного разрушения, до гниения и разложения. Говорят, что любовь созидает, несет свет, счастье. Черта с два. Люди наивные идиоты, если так считают, или им, мать их, просто повезло не увидеть ее истинного лица. И я им завидую… Эта тварь слишком многолика, чтобы быть загнанной в какие-то рамки, установленные так однобоко и субъективно, так стадно. Моя никогда не была светлой. Ослепляющей — да. Вспышками, после которых тьма такая, как будто глаза выкололи. Грязная, липкая и страшная.

Бойтесь любви. Бегите от нее сломя голову, едва почувствуете, какая она на самом деле, бывает. Бегите. Либо примите эту суку такой, какая она есть. Голую, уродливую и жадную до крови. Я сам тонул в ней и ту, что породила ее, топил. Тащил за собой на дно. Остановиться уже не мог, потому что разрешил себе сказать МОЯ. И с этого момента она уже принадлежала моим демонам.

А теперь "спит" у меня на руках… как когда-то, голову на плечо склонила, и рука безвольно свисает. Я ее осторожно себе на плечо положил. Так и ходил с ней из угла в угол, напевая себе под нос нашу колыбельную.

Потом бережно на пол ее положил, накрыл обрывками одежды, погладил по голове и снова рядом сел, глядя в темноту. Теперь вокруг меня всегда будет тихо. Для монстров птицы не поют. Монстры умирают всегда в глухой тишине.

Пистолет тогда в руках крутил и выстрелить не мог. Нет, не потому что умирать страшно. Жить намного страшнее, поверьте. Мне было страшно выстрелить и потерять эти мгновения возле ее тела. Потому что я знал, что там, на том свете, если он существует, конечно, нам не быть вместе. Да и здесь… не суждено было.

Потом я потерялся среди галлюцинаций, дикой ломки и бреда. Мало что помню. Меня там не было. Там было нечто похожее на меня. Когда кайф вышел совсем, пришла жуткая боль с осознанием. И начался ад. Я его ждал, смеялся, как больной психопат, когда меня выворачивало на пол собственными кишками и трясло в абстинентном синдроме, которому не было ни конца, ни края, и я рычал, срывался на хохот и вопли, потому что наслаждался каждой секундой этой пытки. Моим адом. Я его заслужил в полной мере. Я знал, что со мной происходит. Видел других загибающихся зомби-нариков в своей жизни, готовых в этом состоянии убивать за дозу или вскрывать себе вены. Но я бы не вскрыл. Точно не тогда. Я был готов убивать за то, что мне мешали подыхать именно так. Никто не решался войти. Я был слишком опасен. Они это знали. Не рисковали переступить порог моей комнаты и правильно делали. У меня начались галлюцинации, и я видел ЕЕ, слышал ее, ощущал ее. Мне не хотелось облегчения. Я хотел ее слышать.

Отпускать начало не скоро. Зависимость — страшная вещь. Но лишь для тех, у кого в жизни не случалось ничего страшнее этого. Другой зависимости. Наркотик можно достать везде, купить, украсть. А я свой уничтожил, и меня теперь ждет вечная пытка, пока не сдохну.

Потом пришел Андрей. Тяжело было в глаза ему смотреть. Я бы сказал — невозможно. Он мог меня избить до мяса, изрезать на лоскуты — я бы позволил. Говорил, кричал. Все ерунда.