И тогда, глядя на его хоть и пустой, но решительный взгляд, я четко осознавал, что в его жизни остался один смысл. И это месть. То единственное, что он еще мог держать в руках… Все остальное он ими же и разрушил.

Я знал, что он отомстит. Удивлялся даже, почему не сделала это до сих пор, учитывая его бескомпромиссную эмоциональность. Что останавливало его? Что удерживало от того, чтобы ворваться в самое пекло и вырвать ублюдку Бакиту сердце? Я много раз задавал себе этот вопрос — чего он ждет? Почему затаился? А потом понял. Он не мог рисковать. Не собой, нет. Его жизнь давно перестала являть для него ценность, наоборот — стала наказанием, которое он добровольно принял. Вот только бессмысленно потерять ее, размахивая стволом — все равно, что предать память о Дарине. Он должен был быть уверен, что доберется до Бакита лично, а не умрет от пули кого-то из его охраны. Только это заставило его обуздать свой нрав и рвущееся наружу желание затопить этот мир в крови — Бакит должен подохнуть от его рук. Эту миссию он не мог оставить никому… это единственное, что держало его в строю.

Мне не нужно было говорить ни слова — я чувствовал все это, понимал, как никто, потому что и сам ступил на этот путь сейчас. Видел эту одержимость в глазах, которая не полыхает, а замораживает, и знал, что помогу. В этом — да, в этом — помогу. Это его месть. Его личные счеты. Я также знал, что он сдержит свою клятву — больше не придет. Больше ни о чем не попросит, потому что не осталось уже ничего. Да и гордый он. Умолять не станет. И знает меня хорошо. Стена теперь между нами.

Наблюдал за ним, видел взгляд его сосредоточенный, как лоб морщил от напряжения, как мелочь каждую предусмотреть хотел, и осознавал: после того, как убьет — самому смерть не страшна будет. А сейчас он ее боялся, боялся — потому что она может помешать ему на локоть кишки Бакита намотать. Он не мог этого позволить, жить должен, чтоб долг свой перед Дариной отдать.

Мы оба все эти месяцы вынашивали планы мести, только в этот раз по отдельности. Знали, что этот квест слишком сложный, твари осознавали все и ожидали ответного удара, поэтому были в полной боевой готовности. Подобраться нужно было по-тихому и в собственном доме замочить. Демонстративно и нагло. Давая понять, что не спрятаться, что везде достанем. Сработать четко и слаженно. Тут холодный расчет был нужен, и без человека из их окружения нам не справиться. Я знал это с самого начала, поэтому и искал способы выйти на Изгоя. Фима, сученок подлый, не подвел — у него выхода другого не было, в способах "убеждения" нам равных нет. Ахмед Славу на крючке держал, вынюхал, что тот сестру ищет, и кормил обещаниями, потом девчонку нашел возраста такого же, документы фальшивые сделал и выдавал ее за Дарину. Держал взаперти, требуя у Изгоя отпахать на него на боях без правил. Пигмалион хренов, устроил инкубатор. Самое циничное то — что Изгой собственными глазами видел, как Бакит Дарину избивал, и даже не понимал, что это и есть сестра его родная. А когда я глаза ему на все открыл, то впервые увидел, как его каменное, невозмутимое лицо исказила ярость. Он был грозой подпольных рингов, со временем Ахмеду даже трудно было подбирать ему соперников, так как само имя Изгоя заставляло борцов обливаться вонючим потом и в сортир бежать, за животы хватаясь.

На верную смерть мало кто идти захочет, даже за баснословные деньги. Его называли машиной для убийств, которая не знает, что такое жалость и эмоции, и мало кто догадывался, что есть то, что может зацепить этого железного борца. Он долго молчал, думал, смотрел на меня с недоверием, фото пересматривал, а потом просто взял чистый лист бумаги и набросал схему. Не проронил при этом ни слова, чтобы ни одной зацепки не оставить, чтобы не слили его раньше времени, а доверять мы не могли никому. Написал номер, а также время, когда на связь выйдет.

У нас не было времени на общение, не было возможности видеться, слишком многое было поставлено на кон, и если хоть одна тварь пронюхала бы о нашем сотрудничестве — все бы развалилось к чертям. Только мне не нужны были его слова, я просто знал, что обрел брата. Одного потерял, хоть и пуд соли вместе съели, а второго обрел, без лишних слов и объяснений. Не видел он меня никогда раньше, чужой я ему фактически, а, выслушав и подумав, сразу со мной в одну упряжку. Вот так просто — сделав свой выбор…