* * *

Макс получил то, чего так долго ждал. Жуткие вопли Бакита, которые доносились из комнаты и говорили сами за себя. Ублюдок орал как резаный, хрипел, умолял о пощаде, готов был валяться в ногах и ползать на коленях, цепляясь за свою никчемную жизнь. А мне с каждой секундой все тяжелее было сдержаться, чтобы не ворваться туда и не разорвать ему пасть. Но мы оставили его Максу, ему это было сейчас нужнее, свести эти кровавые счеты. Не знаю, сколько все это продолжалось, только отборный мат все не затихал, вперемешку со стонами и криками, звук хлыста, и ни одного выстрела. Да, он не даст ему сдохнуть так просто. Превратит в вонючий кусок мяса, издеваясь, унижая, впитывая в себя каждый его вопль, пожирая страдания, наполняясь какой-то дикой, необузданной энергией.

— Миллион раз хотел сделать то же самое, — Изгой достал из пачки сигарету, предлагая и мне.

— Да мы единомышленники, Славик… — затянулся, вдыхая сигаретный дым. Так и не бросил после смерти Лены. — Ну ничего, у нас все впереди. Ублюдков на наш век хватит…

— Да, это точно…

Я знаю, что мы оба подумали об одном и том же, цель теперь была одна. Ахмед… Личное проклятие Воронов. Бессмертное зло. Но мы и не такое зло живьем закапывали. Внезапно Изгой напрягся, прислушиваясь, и рванул к мониторам.

— Твою мать, ахмедовские головорезы на подъезде уже… Пойду Макса звать. Уходить надо.

Брат вышел, откатывая рукава, одежда перепачкана вся, пальцы в крови, мог бы — наверное, умылся бы ею. В глаза друг другу посмотрели и попрощались мысленно. Теперь квиты. Ничего друг другу не должны. Он месть довел до конца, мы в расчете. Повисло на секунды в воздухе недосказанность, общие воспоминания, общие огнестрельные и ножевые, общее веселье и горе тоже общее. Но в прошлом. Похерил он все. И сам об этом знает. Где-то дернулось сожаление и тут же сдохло в своей никчемности и бессмысленности. Каждый делает свой выбор сам, и Макс этот выбор сделал, когда пошел не одной со мной дорогой, а параллельной и в своем направлении. А параллельные не пересекаются.

Разошлись по своим машинам и двинулись, выжимая до упора педали газа.

Погоня началась практически сразу, потом огонь открыли. Машины бронированные, все шансы оторваться в принципе есть, до города доедем, а там подкрепление.

Развилку проскочил. Гнал на всей скорости к мосту, не оглядываясь, только в зеркале заднего вида увидел, как резко развернулась машина Макса у самого разветвления. В нее тут же врезались первые два мерса. Из трех других продолжали стрелять. Автоматные очереди, одна за другой, и пули от металла отскакивают, осыпая асфальт раскаленными каплями.

У меня все мысли каким-то дьявольским калейдоскопом, хаосом за доли секунд, но целый ворох. Как в гребаных фильмах, когда кинопленку прокручивают нарочито медленно, чтоб каждая деталь в мозгах отпечаталась. У меня они не отпечатывались, а прожигались. Да так, что голову, как раскаленным обручем стянуло.

Что он творит, бл***? С управлением не справился? Черта с два… Намеренно это сделал. Чтобы мы оторвались. Макс, бл***. Умереть решил? Теперь можно? Ничего не держит здесь… Я смотрю, не моргая, и мысли градом — что подохнет сейчас, так правду и не узнав. Его джип кувырком в кювет от столкновения, а у меня внутри все переворачивается, и взгляд застыл, застекленел. Вижу, как летит его смятая машина вниз. Две другие тачки с оглушительным грохотом по асфальту, высекая искры, катятся, как игрушечные, одна следом за джипом Макса в кювет, а вторая мимо нас вперед прошелестела и взорвалась.

Вспышкой дикой ярости полоснуло — да, пускай сдохнет, раз решил… Так и надо ему. И Дарине легче станет. Не сразу, конечно, но станет. Переживет… Не будет его — и встанет все на свои места.

Думаю, а сам со всей силы по рулю, по тормозам и словно просыпаясь от кошмара, осознавая чудовищность своих же мыслей.

Какое право имею ее жизнью распоряжаться? Чем я лучше отца тогда? Сам знаю же, каково это, когда твоей судьбой играют… Пусть сама убьет его правдой… Пусть сама накажет, вычеркивая из своей жизни. Если я проведу всю свою жизнь, лживо ей улыбаясь, то чего я стою?

Да бред все это. Броня в броне. Игра в лживые прятки с самим собой. Брат мой там. Да, ублюдок последний, но брат. Нас прикрыть захотел, и думал, я его там брошу? Дурак он, если так решил. Что же он творит опять?

Рванул за ручку двери и вышел из машины. Услышал истошный крик Русого:

— Андрей… пригнись… пригнись, бл***. Изрешетят же… Не жилец он уже. Всмятку. Все. Уходить надо.

— Прикройте. Сам проверю.

Я слышу перестрелку, знаю, что могу и не добежать до машины брата, только ноги словно сами несут. Пригнувшись, между тачками наших ребят, отстреливаясь и прислоняясь к машинам.

"Держись там. Держись. Даже не думай сейчас сдохнуть".

Вперед, не оглядываясь, шаг за шагом, быстрее и быстрее, как будто от пуль, которые в воздухе свистят, убежать можно. Я не знаю, какая сила оберегала меня сейчас, только я добрался до его машины без единой царапины. Значит, все правильно делаю. Верно все. Как должно быть. Как сам должен.

Изгой с Русым и парнями как могли машинами траекторию выстрелов перекрыли, и отстреливались.

Несколько мгновений — и еще два внедорожника вспыхнули как факелы. Наши по бензобакам стреляли. Знают свое дело. Из горящих джипов высыпались, словно солдатики из коробки, люди Ахмеда, пытаясь прикрыть головы от града наших пуль.

— Дьвол, — увидел, что та машина, которая следом за машиной Макса в кювет улетела, пылает синеватым пламенем, а к ней из пробитого бензобака уже лужа горючего натекла.