Он со всей силы толкнул дверь всем корпусом и заорал от боли, я потянул его на себя, и мы оба покатились по земле.

Как в каком-то трансе, словно вижу нас со стороны. Как приподнимаю его, как к нашим тачкам тащу под руки по траве. Тяжелый, почти неподвижный, весь в крови, глаза закатываются. В этот же самый момент позади рвануло. Искрами в глазах падающие обломки от взлетевшей на воздух машины вместе с клубами огня и пепла. Где-то мысль промелькнула, что я зажмурился, а он нет, даже не среагировал, смотрит перед собой в никуда и веки медленно опускаются, голову назад запрокидывает.

— Эй. Зверь. Ты мальчика хочешь или девочку?

Говори со мной, чтоб тебя. Говори, засранец. Давай.

— Сука, Граф… — прохрипел, не открывая глаз. — Я тебя ненавижу сейчас, ты понял меня? Ненавижу… Бл***.

— Во-о-от, так лучше. За плечо мое хватайся, подниму тебя. Помирать он собрался. Ты бы на исповедь еще сходил. Держись, говорю, — сжимая сильнее, перекидывая за спину, на себя.

Он стонет глухо, тяжелеет, видимо, вырубается опять, а я пру как танк, преодолевая расстояние до машины. В голове пульсирует — довезти бы до больницы. Успеть бы. Навстречу Русый с Изгоем бегут.

— Ты не вырубайся, Зверь. Не смей глаза закрывать. О Дашке думай. Слышишь? О ней думай. Я сказал.

— Не вижу я… ничерта не вижу, темно как в аду… — пробормотал и стих.

Я наверх посмотрел, как парни навстречу бегут. У Изгоя рука перебинтована выше локтя. Перемололо их всех там не слабо. Прислушался. Вроде выстрелов не слышно.

— Скорая в дороге уже, — кричит Русый, — я Фаину набрал — вылетит первым же рейсом.

А мне страшно посмотреть на Макса и понять, что все… что не успел…

— Кажется, не дышит, — и я не смог вдох сделать, замер.

— Дышит, — голос Изгоя опять как сквозь вату, — и дышит, и пульс есть. Давай в машину.

Они подхватили Макса и вдвоем понесли, а я поднялся следом к своей машине, о капот облокотился, задыхаясь, оглядываясь по сторонам, вытирая пот со лба. Апокалипсис устроили. Три джипа горят. На дороге тела валяются, все кровью залито, битые стекла, обломки металла и гильзы в заходящих лучах солнца отблескивают. А у меня внутри пустыня выжженная. Я за эти минуты сам чуть не сдох.

— Ну что там? — спросил и затаился. — Живой?

— Живой пока. Кажется, головой сильно ударился, зрачки на свет не реагируют. Пару ребер точно сломал и ноги… Нам бы теперь довезти.

Оттолкнулся от капота и в машину сел. Изгой уже за рулем. Его машину изрешетили в сито еще когда я тормознул посредине трассы, а они следом за мной.

— Все, погнали, лекарь ты хренов, диагнозы ставишь. Порядок потом наводить будем.

Бросил взгляд на Макса и поморщился, увидев, как Русый осколок стекла из его плеча выдернул, а тот даже не вздрогнул. Вот сейчас я и осознал, что все мои мысли до этого были ненастоящими. Порождение адской ярости и разочарования. А там, пока тянул его из этой проклятой тачки, понял, что не оставил бы никогда. Плевать, что между нами пропасти и стены, на все плевать. Брат он мне. Кровь моя. Семья. Простить — не прощу, может, и никогда не прощу, но бросить… Землю грызи — но семью не предай.

—-------------

*1 — Черные Вороны 1. Реквием

*2 — Черные Вороны 1. Реквием

*3 — Черные Вороны 1. Реквием

Говорят, что люди приходят в себя долго и мучительно. Правду говорят. Да, долго и мучительно. Я выныривала из тумана рваных обрывков реальности и таких же вязких кусков бреда. Я, кажется, все слышала, даже понимала, о чем говорят вокруг меня, а потом снова пряталась в свой странный мир оцепенения. Он был соткан из черно-красно-белых ниток, где черным была моя боль, красным — мои страшные воспоминания и белым мое прошлое, где этой боли еще не было. И я бродила по этим разноцветным полосам личного лабиринта, то задыхаясь от приступов жестоких страданий, то погружаясь в едкий дурман кошмаров кровавого цвета, то забываясь в счастливых мгновениях.

А потом резко открыла глаза — и цветные нитки исчезли, боль отступила куда-то и спряталась. Но я ее чувствовала. Она свернулась в клубок и закатилась в темный угол, чтобы терзать меня потом, позже.

Не сразу поняла, где я. Рассматривала помещение, стены, пока не услышала писк датчиков. Попыталась вспомнить, почему здесь оказалась, но не смогла, потому что та самая боль накинулась на меня и впилась когтями во все мое существо так сильно, что из глаз брызнули слезы. В ушах стоял свист хлыста, собственные крики, стоны и ЕГО голос. Резал по нервам, по сердцу, вскрывал душу, как вены, и я начинала истекать кровью. Мне казалось, я в ней захлебываюсь.