Раздаётся стук в дверь, и в комнату входит Мэйси.

— Я хотела узнать, не нужна ли вам помощь в подготовке к сегодняшнему вечеру, — говорит она, окидывая мой наряд одобрительным взглядом, — вам очень идёт.

В ответ я улыбаюсь.

— Спасибо, Мэйси, — при мысли, что в этом платье меня увидит Себастьян, я чувствую приятное волнение, — ты выбрала мне просто шикарные вещи. Не знаю, как тебя и благодарить.

Её щеки заливаются румянцем.

— Мне это только в радость.

— Я и правда очень тебе благодарна, тем более сама-то не особо умею изысканно одеваться. А откуда у тебя такое отменное чувство стиля?

Когда эти слова слетают с языка, я чувствую себя ужасно неловко, ведь совсем не хотела показаться высокомерной. Но мне действительно интересно, как простая горничная может иметь такой безупречный вкус и так хорошо разбираться в одежде ведущих дизайнеров.

— Всему этому я научилась у леди Люсии, — отвечает она, встретившись со мной взглядом.

— Да, конечно, — я сглатываю комок, — ты… ты по ней скучаешь?

Она отвечает вопросом на вопрос.

— А вы, ваша светлость?

— Я… увы, мы с Люсией давно не общались, и я почти не знаю, какой она была. Но, конечно же, я скучаю по ней и по нашей былой дружбе. До десяти лет я проводила с ней каждое лето, и, наверное, тогда она была… моей лучшей подругой.

— Она тоже по вам скучала, — продолжает Мэйси спокойным тоном.

— Правда? — у меня перехватывает дыхание. — Это она тебе сказала?

Мэйси кивает. Хочется расспросить её об этом поподробнее, но прежде чем я успеваю задать следующий вопрос, она берет с туалетного столика расческу и жестом просит меня присесть.

— Позвольте уложить вам волосы. Я всегда причёсывала леди Люсию, а она рассказывала мне всё о себе: куда собиралась пойти и чем занималась накануне, — говорит Мэйси.

— Она рассказывала тебе всё? — переспрашиваю я.

Мэйси ловит мой взгляд в зеркале.

— Она не держала от меня тайн.

На какое-то время я замолкаю. Возможно, это только домыслы, но что-то в интонации Мэйси меня настораживает. В какие тайны Люсия могла её посвящать?

— Завернуть ваш подарок Стенхоупам? — вдруг спрашивает она, проводя расчёской по моим волосам.

— Какой подарок?

Заметив моё смятение, она объясняет:

— Это традиция. На званый ужин почётный гость обязательно приходит с подарком для хозяев дома.

Я растерянно смотрю на неё.

— Но я собиралась просто взять с собой бутылку вина. Разве этого не достаточно?

— Боюсь, что нет, ваша светлость, — отвечает она с серьёзным видом.

— Но у меня нет времени бегать по магазинам, — встревожено говорю я, — что же делать?

На мгновенье призадумавшись, Мэйси неуверенно предлагает:

— У мамы с Оскаром всегда имеется про запас несколько подарков на выбор. Кстати, есть красивая статуэтка, которую мама приберегла как раз для такого случая. Она бы прекрасно смотрелась на письменном столе или каминной полке. Хотите, я её заверну?

Я облегченно вздыхаю.

— Это было бы замечательно. Мэйси, ты моя спасительница.

Час спустя я сижу на заднем сидении Астон Мартина. Алфи везет меня по дороге соседнего городка Грейт Милтон к Аббатству Стенхоуп. Много лет назад я уже бывала здесь на детских праздниках у Себастьяна и Тео, но, в отличие от поместья Рокфорд, их дом помню весьма смутно.

Когда мы въезжаем в ворота, у меня замирает сердце. Извилистая дорожка ведет к особняку елизаветинской эпохи, окруженному зелеными холмами и цветущими парками.

— Вот мы и приехали, — говорит Алфи, — Аббатство Стенхоуп.

— Вам, наверное, странно снова оказаться здесь? — неуверенно спрашиваю я. — Ведь раньше вы постоянно привозили сюда Люсию.

— Пока она была помладше, да. Но, когда на семнадцатилетие ваш дедушка купил ей машину, она была рада от меня отделаться, — грустно улыбается Алфи.

— Уверена, что это не так, — отвечаю я.

Алфи меняется в лице.

— С появлением автомобиля Люсия стала чересчур самостоятельной. Она словно забыла о моём существовании. И я часто думаю… если бы той ночью она позволила мне делать свою работу, позволила присмотреть за ней, раз уж ей так сильно захотелось выйти, я бы отвез её куда угодно. Ей не пришлось бы бродить под проливным дождём в непроглядной темноте… — он замолкает на полуслове, — простите мою докучливость. Не стоило обременять вас своими старческими сетованиями.

— Нет. Не надо себя винить, — я осознаю, что повторяю слова, которые сама так часто слышала после смерти родителей, — вы никак не могли знать, что она соберётся на улицу в такую грозу. И если уж она надумала пойти в Лабиринт одна… то ни вы, ни кто-либо другой не смогли бы её остановить.