– Тот, кто устроил тебе демонстрацию измены, каким-то образом узнал, что Мина едет в гостиницу… и там будет Алексей. Поэтому ее убили. Ты поняла, что Мину убрали, как свидетельницу?

– Это не Матвей Павлович?

– Не думаю, а там – как знать.

– И что теперь? – уныло произнесла Саша.

– Короче, я тебе все рассказал, дальше сама решай.

– За меня все решили еще три года назад.

Его, конечно, так и подмывало сказать: скоро Алексей приедет, будешь ему парить мозг, еле сдержался. Пожелав Саше спокойной ночи, он вернулся на кухню, где неплохо справлялся с поставленной задачей Никита: картошку поджарил до красивого золотистого цвета. Только сейчас Инока раздирал вопрос, ответ на который мог сразу открыть имя убийцы Мины и главного интригана в истории с «изменой»:

– Вспомни, пожалуйста, это очень важно: кому ты говорил про Мину? Может, не прямо, а… что ищешь некую элитную особу, или еще как?

– Никому, – дал твердый ответ Никита. – Шутишь? Такое дело… Очень хотелось посмотреть, как Мина вертеться будет.

Иннокентий позвонил Алексею, задал тот же вопрос, только чуть длиннее, получив тот же короткий ответ, отключившись от связи, задумался:

– А ведь кто-то узнал, что у вас свидание с Миной, интересно, как?

– Не знаю, – пожал плечами Никита. – Мы много обсуждали наши дела в кабинете Алексея и на моем рабочем месте. Нас могли подслушать.

– Ладно, сейчас занимаемся сбором информации, завтра распределимся так: я беру в оборот Тамилу, а ты поезжай в медицинский центр и постарайся найти… подружку Гелы.

– А в деле разве нет показаний подруг?

– Представь, нет. Там так и написано: «Близких связей, друзей и подруг не имела». А так не бывает. И у последней стервы есть подружки или приятельницы, возможно, такие же стервы, с кем она хоть немного делилась. Просто люди далеко не всегда дают показания, их нужно уметь добывать, не всем это дано.

– Как же она работала врачом, если была стервой?

– Хм! Специалистом Гела была классным, о чем заверили все начальники центра, а стерва – всего лишь определение характера людьми, которые часто и сами-то бывают с гнильцой. Черт, прошло многовато времени… ну, а вдруг?

* * *

Алексей въехал во двор, проехал до террасы, где его ждала Ирина Федоровна, выскочив на холод, в чем была – в милом домашнем платье синего цвета. Он любил это платье, мама в нем казалась стройнее, нежнее и красивей.

– Бог мой! – встретила она сына, раскрыв руки для объятий. – Алешка, что случилось? А как же правило одного раза в год?

– Ты почему выскочила раздетой? – Поцеловав мать, он открыл дверь и заставил ее зайти в дом. – Отец дома?

Она погладила его по щеке, бесконечно радуясь, что снова видит родную деточку, только через паузу, налюбовавшись, вспомнила, о чем он спросил:

– Дома, дома. Последнее время твой отец торчит в кабинете вечерами. Дуется. Как будто я виновата, что вы не ладите. Ужинать будешь?

Глядя в эти счастливые глаза, на руки, прижимавшие к груди его пальто, Алексей не смог отказать матери, и даже больше:

– Да, буду. А хочешь, останусь до утра?

– Хочу. Скажу Вере… Нет, я сама приготовлю твою комнату.

Идя к кабинету отца, его терзали угрызения совести: матери так мало надо – чтобы сына чаше видеть, а он, объявив бойкот отцу с братом, заодно наказал мать. Взрослый мужчина, а вел себя глупейшим образом.

Отец сидел за столом со стаканом (эдак старикан сопьется), смотрел по интернету базар про политику, вид величественный и… жалкий. Мать страдала незаслуженно, маму и любил Алексей бесконечно, а отца, признаться, жалко ему не было. Но свое отношение он держал глубоко внутри, правда, изредка срываясь. Поэтому предпочитал не появляться в родном доме – не хотел провоцировать себя же. Когда Матвей Павлович поднял на него глаза с молчаливым вопросом, Алексей не увидел в них ни капли тепла, отсюда и доложил сухо, ничего не объясняя:

– Завтра я улетаю, меня не будет… рассчитываю на неделю, а там… как получится.

Непримиримый Матвей Павлович, достойный в своем упрямстве высшей награды за данную черту характера, догадался, куда собрался сын, однако решил обойти тему, сделал это неудачно, так как тон взял властный:

– Ты не помнишь, что конец года? (Алексей помнил, но зачем об этом говорить?) Обождать нельзя? (В ответ ни звука.) Я не отпускаю тебя.

– Неужели твоя фирма не обойдется без меня несколько дней? Бензин с мазутом перестанут подвозить? Или муку молоть перестанут? Нет, печи не выпекут хлебов с булками, магазины останутся без товаров.

– Ты сам назвал: у нас несколько направлений, каждое требует контроля, мы зашиваемся сейчас. Поедешь после Нового года…

Алексей достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, развернул и положил на стол перед отцом: