– Я предвидел твою радость, что намерен привезти свою дочь и ее мать к нам, поэтому написал заранее заявление по собственному желанию.

Матвей Павлович надел очки и, словно не доверяя словам сына, прочел заявление, при этом не взяв его, а упираясь обеими руками о столешницу, оттопырив локти в стороны, как коршун. У Алексея ходили желваки на скулах, чтоб не сорваться, импульсивно сжимал кулаки. Он вдруг ощутил, что начинает ненавидеть человека – родного по крови и абсолютно чужого по всем остальным статьям. Ему уже доставляло удовольствие действовать отцу наперекор, будто внутри работал переключатель на дух противоречия, который только и ждал, когда включиться. Тем временем отец отодвинул заявление, рассердившись:

– Это каприз. Упрямство. Лишь бы по-твоему.

Раньше в такие моменты в его сердце шевелилась жалость, Алексей хладнокровно переводил ситуацию в шутку или вообще уходил. А сейчас… накопившийся ресурс обид истребил жалость, хладнокровие переплавлялось в протест. Но ведь всему есть предел! Нет, Алексей не сорвался, он понимал: чем спокойней и уверенней будет, тем больший удар нанесет отцу.

– Папа, а ничего, что у нас с Сашей дочь растет, но я об этом даже не догадывался? Ничего, что мы с ними живем в разных концах страны? Вижу, ты не хочешь, чтобы я привез их сюда, это разве не каприз, не упрямство? Не понимаю, чем Саша тебе не угодила?

– Тем, что из-за нее у вас с братом вражда.

– Вражда у нас не из-за нее, ты знаешь, но тебя не волнуют очевидные вещи. А моя маленькая дочь? Ты уже решил, как с ней быть? Изъять, отсудить, или прикажешь мне забыть, что она у меня есть? Что в твоих планах? Ладно, папа, я пытался мирно решить проблему, но ты меня вынуждаешь прибегнуть к ультиматуму. Либо с моим выбором придется смириться и тебе, и моему старшему братцу, либо… подпиши заявление, и на этом закончим.

– Ты что, серьезно? А вот возьму и подпишу!

Матвей Павлович взял авторучку и широким росчерком поставил свою подпись, затем мелким почерком что-то дописал. Алексей вырвал заявление, не читая, а складывая его вчетверо, проговорил без тени обид на одной невыразительной ноте, воздействующей сильнее на самодуров:

– Заметь, это твой каприз. Но тебе пойдет на пользу, может наконец заставишь старшего сына пахать, а не рисоваться в офисе.

– По закону ты должен отработать две недели, я там написал…

– А мне плевать, я купил билет и завтра улечу.

– Тогда уволю тебя по статье за прогулы.

– Отлично, – усмехнулся Алексей, ничуть не испугавшись. – Мне давно надоело работать за себя и своего брата, а в благодарность выслушивать твои недовольства, поэтому не раз подумывал избавить вас от себя. Сейчас у меня два интересных предложения. А когда узнают, что ты выпер собственного сына по статье, мою персону с руками и ногами возьмут на еще более выгодных условиях назло тебе. Я же классный специалист, к тому же с безупречной репутацией в отличие от Роба.

Ирина Федоровна, слышавшая слово в слово, ибо взяла за правило подслушивать у кабинета мужа, решила спасти положение и вбежала в кабинет:

– Мужики, идите ужинать. А то исключили меня из своего круга, будто я у вас тут прислуга. Нет, если я лишняя в этом доме, могу уйти на квартиру.

– Не болтай, – буркнул Матвей Павлович.

– Видишь, сынок, как ласков твой папа с твоей мамой. Не будь таким со своей женой. Ну? Идемте за стол? Там помиритесь.

– Мама, прости… Проводи меня, а?

Она хотела напомнить сыну, что он обещал… но сникла и поплелась, глотая слезы, за Алексеем. Ирина Федоровна заботливо поправила шарф на шее сына, за это время задавила в себе раздражающую мужчин слезливость и смогла сказать на прощание несколько добрых слов:

– Сынок, а шапка-то у тебя есть? А то там холодно.

– Шапка? Не помню, давно не носил. Но поищу.

– Да! И что-нибудь потеплее…

– Не волнуйся, поеду в дубленке.

– Я спокойна. Привези девочек… обеих… очень жду их.

– Ма, не знаю, если получится…

– Получится. У тебя, дорогой, все получится. Помни, женщинам нравятся решительные мужчины, способные брать ответственность на себя. Мы любим силу, ту, которая внутри. Если б ты раньше сказал, я бы с тобой поехала…

– Нет, ма, – улыбнулся он, – я сам должен, без нянек. Пока?

Она поцеловала сына, перекрестила и… минуты две смотрела на закрытую дверь, впрочем, как обычно, когда он уходит. Ирина Федоровна умеет укрощать непрошеные эмоции, иначе давно лежала бы на кладбище, сейчас тем более не имела права ни болеть, ни умирать – она нужна сыну. И потом, несмотря ни на что, она счастлива. Ирина Федоровна отправилась в столовую, приступила к ужину, положив рядом с тарелкой авторучку и лист бумаги. Она составляла список необходимых вещей для девочки двух с половиной лет – кроватка, детское белье, пижамки, платьица, игрушки обязательно… Какие же это приятные хлопоты! Вскоре и муж пришел:

– Почему меня не позвала?

– Вера, спасибо, вы можете быть свободны, – сказала Ирина Федоровна домработнице. – А тебе сколько раз надо делать приглашения?